Любовь к мятежнику - [121]

— Ничего не поделаешь, — философски пробормотала Мадлен, приглаживая волосы под чепцом. Выбившиеся пряди не слушались ее, отчаявшись, она сняла головной убор и встряхнула головой, отчего волосы рассыпались по плечам. С колотящимся сердцем она быстро пошла по тропинке к тому месту, где стоял Квинтин, окруженный толпой радостных слуг.

Почувствовав ее присутствие, он повернулся и посмотрел на дорогу, где она остановилась — маленькая, одинокая, в поношенной одежде. Мадлен заколебалась на мгновение, затем вновь зашагала навстречу ему с встревоженным сердцем.

Она окинула Квинта взглядом, отмечая бледность его заросшего лица, худобу тела, то, как он щадил свое левое плечо. Его лоб был покрыт испариной, и выглядел Квинтин так, словно вот-вот рухнет на землю.

— О, Квинт, ты же мог умереть в этих болотах! — Ее шаги перешли в бег, когда толпа расступилась, чтобы дать ей пройти.

Квинтин стоял, не шелохнувшись, глядя на нее с каким-то неясным выражением в глазах, давая ей возможность подойти к нему. В последний момент Мадлен остановилась перед ним и удержалась, чтобы не броситься в его объятия. Она стояла, протянув руки с открытыми ладонями, ожидая, чтобы он сделал движение.

— Добро пожаловать домой, Квинт. — Ее голос был неровным и запыхавшимся. Что же он, так и будет стоять и смотреть на нее, как на жалкую шлюху?

Квинтин взял ее руки в свои и почувствовал, как пульс его участился. Все вокруг померкло, когда он заглянул в ее бездонные янтарные глаза.

— Как хорошо снова быть дома, Мадлен.

Держась за руки, они пошли к парадной двери, не говоря больше ни слова.

Слуги радостно болтали о примирении между их хозяином и его женой, которую обвиняли в том, что она предала его.

Глава двадцать третья

Когда они подошли к парадной двери, Тоби широко распахнул ее и ждал со слезами на глазах.

— Я так счастлив, что вы снова дома, мистер Квинтин.

— Спасибо, Тоби. Я тоже счастлив видеть, что ты не изменился — такой же аккуратный, как всегда. — Он протянул руки и обнял старика.

— Да вы же едва не умерли с голоду, мистер Квинтин. Я собираюсь откормить вас! — Делфина враскачку вплыла в передний холл, чтобы хорошенько рассмотреть его своими проницательными черными глазами. Она подержала его на длину вытянутых рук, затем прижала к своим необъятным габаритам. — Боже праведный, да вы тощий, как новорожденный теленок! Вы с миссис Мадлен пока поговорите, а я начну готовить. — Делфина повернулась и пошла обратно через холл.

— Если хотите, я приготовлю вам хорошую освежающую ванну, хозяин, — предложил Тоби.

— Это было бы замечательно. Я могу сосчитать все ванны, которые принимал за последние полтора года.

— Ты хотел бы отдохнуть в кабинете, пока все будет готово, Квинт? — спросила Мадлен, когда они остались вдвоем. Нервно разглаживая свои пыльные юбки, она добавила: — Мне тоже нужна ванна. — И лицо ее вспыхнуло от неумышленного намека.

Квинтин улыбнулся. Глаза его отдавали голодным блеском.

— Я бы предложил разделить мою, но боюсь, я слишком грязный. А впрочем… — Он многозначительно замолчал.

Мадлен снова покраснела, и ее рука непроизвольно поднялась к груди.

— Я должна покормить Джеймса. Я уже почти отняла его от груди, остался лишь один раз в день, в это время… — Она вызывающе посмотрела ему в глаза. — Ты не хочешь посмотреть на своего сына, Квинт? Он становится похожим на тебя.

«Узнаешь ли ты собственного ребенка? Роберт не узнал…» Квинт никогда не знал материнской любви. Сумеет ли он дать своему сыну то, чего не испытал сам?

Он вдруг испугался.

— Возможно, будет лучше, если я сначала вымоюсь, — неловко предложил он, и сам услышал, как фальшиво прозвучал его голос. «Трус». — Я пойду наверх, приму ванну и побреюсь, пока ты покормишь его.

— Как долго ты пробудешь дома, Квинт? Война закончилась?

— Для меня — да. Марион дал мне окончательное увольнение из-за ранения и лихорадки. Я лишь недавно смог сесть на лошадь. Последние несколько месяцев с меня было мало толку, да, впрочем, нам особенно и нечего было делать. Мирные переговоры уже ведутся, Мадлен, даже если между патриотами и роялистами все еще происходят стычки внутри страны.

— Ты выиграл все, Квинт, — добавила она мягко, затем повернулась и пошла кормить Джеймса.

Квинт заколебался, не пойти ли с ней посмотреть на их сына. Джеймс. Его сын? Как он — сын Роберта. Все еще чертовски слабый после стольких дней в седле, он почувствовал жар и головокружение. Или это потому, что он здесь, рядом со своей женой и болезненным прошлым, которое она так драматически воскресила?

Он поднялся по лестнице и вошел в свою спальню. Двое слуг-мальчишек только что наполнили ванну в гардеробной. Он сбросил с себя одежду, настолько привыкший одеваться и раздеваться сам, что Тоби наверняка ахнул бы. Поблагодарив мальчишек и отпустив их, Квинтин со вздохом облегчения погрузился в прохладную воду.

Тоби вошел в комнату и положил рядом с ванной стопку чистых полотенец, затем собрал грязную, разорванную одежду хозяина, бормоча, что ее следовало бы сжечь.

— Делай с ней что хочешь, Тоби. Только принеси мне что-нибудь чистое, и я буду тебе бесконечно благодарен.