Любовь к мятежнику - [120]

— Все, что я рассказала тебе о своем спасении после кораблекрушения, было ложью, Монти. Не было никакого доброго рыбака и его жены.

— Какой-нибудь колонист нашел тебя? — У него пересохло в горле. Он подошел к столу, на котором стояла бутылка рома, и налил себе еще.

— Девон Блэкхорн нашел меня.

— Этот рейнджер? Сводный брат Эндрю… — Он побледнел.

— Да, Монти, совершенно верно. Брат Эндрю, в жилах которого течет кровь дикарей. Он спас мне жизнь и взял с собой в одну из их деревень. Я жила среди них все это время, пока меня не было.

— И, полагаю, вы с Блэкхорном были любовниками? — спросил он холодно, увидев по выражению ее лица, что это правда.

— Да, Монти, мы были любовниками. Я все еще люблю его и всегда буду любить, даже несмотря на то, что он упорно отказывается взять меня с собой. — Она издала печальный, иронический смешок. — Как ни странно, но Дев использует те же аргументы, что и ты, убеждая меня выйти за Веймоута и уехать из колоний до окончательного разгрома. Но я никогда не вернусь в Лондон. — Ее голос был мягким, но в нем чувствовалась железная решимость.

— Нет, вернешься! Я прикажу связать тебя по рукам и ногам и, если понадобится, сам отнесу на корабль.

Она невесело рассмеялась.

— Ты почти слово в слово повторил угрозу матери, к которой она прибегла, отправляя меня сюда. Я не поддамся на нее, Монти. Ты, мама, общество, даже бесценное имя Карузерс — все к черту. Я больше не позволю, чтобы мною манипулировали. — Она поставила бокал и насмешливо присела в реверансе. — А теперь прошу извинить меня. У меня что-то пропал аппетит.

Монти невидящим взглядом уставился в бокал с ромом, который он то и дело наполнял после шокирующих признаний Барбары. Его единственная сестра, этот удивительный бесенок, которого он так любил еще с тех пор, когда Барбара была малышкой, лежала с грязным дикарем. Мало того, что Девон Блэкхорн является младшим братом разорившегося колониста, так он, вдобавок, еще и индеец!

Стук в дверь библиотеки вывел его из угрюмой задумчивости.

— Скажи повару, что я не буду обедать, Хоукс, — сказал он, подумав, что пришли пригласить его к столу. У него тоже пропал аппетит.

— Прошу прощения, милорд. Вас спрашивает какой-то колонист. Говорит, его имя Арчи Бард. — В его голосе сквозило презрение к грязному грубому посетителю, который осмелился переступить порог дома самого барона Рушкрофта.

— Бард… — повторил Монти. Его затуманенный ромом мозг припомнил этого человека. — Какого дьявола ему нужно? Пусть войдет, Хоукс.

Июнь 1782 года

Блэкхорн-Хилл

Квинтин не принял никаких мер предосторожности, как в прошлом году, когда возвращался на плантацию. Опасность того, что патруль британцев захватит его, была незначительна в эти дни. Они уже полным ходом готовились к эвакуации из Саванны. Квинтин сильно сомневался, что кто-нибудь из воюющих роялистов или британских военных будет патрулировать так далеко к северу от города. Сельская местность принадлежала теперь американцам. Вскоре будут принадлежать и города.

Он опустил раненое плечо и снова пожелал, чтобы этот бесконечный конфликт поскорее закончился. В последнем официальном сообщении от Франклина указывалось, что мирные процессы продвигаются со скоростью улитки.

— Но для меня война уже закончилась, — пробормотал он Домино, окидывая взглядом процветающий дом на плантации и все прилегающие к нему поля и надворные постройки.

Квинт почувствовал головокружение от гнетущей полуденной жары, спешившись слишком быстро. Он взял свою фляжку, подошел к большому валуну, затеняемому деревом, и сел, чтобы напиться. Военный доктор предупреждал, что он еще слишком слаб, чтобы предпринимать такое длительное путешествие, но Квинтину до смерти надоело лежать в постели и не терпелось вернуться домой.

Понимая его чувства, Марион подписал приказ о его увольнении и пожелал ему счастливого пути. Прощание с маленьким гугенотом было одним из самых тяжелых моментов в жизни Квинтина Блэкхорна. Этот неразговорчивый человек стал не только почитаемым командиром и добрым другом, но почти отцом для Квинтина, которым Роберт Блэкхорн не был никогда.

Было все еще трудно — нет, невозможно — думать о Роберте Блэкхорне как о своем отце, после того как столько лет ему твердили, что он ублюдок. Теперь Роберт умер, каясь в своих грехах, но его раскаяние было слишком поздним как для Анны, так и для его сына. В течение долгого и медленного путешествия домой Квинтин очень много размышлял о том, что говорилось в письме Мадлен. Неужели Анна в самом деле была невинной жертвой? Если так, виновен ли он в той же самой необоснованной ревности по отношению к Мадлен? «Я должен сам прочитать этот дневник».

«Мадлен». Этот последний год он постоянно думал о ней. Он мечтал о ней, даже бредил ею в лихорадочном беспамятстве. Джеймсу теперь уже год. Похож ли мальчик на него?

Он встал и закрутил пробку фляжки. Больше никаких отсрочек встречи, чтобы она ни принесла ему. Квинтин взобрался на Домино и поехал по направлению к большому кирпичному дому, стоящему на вершине холма.

Мадлен была в коптильне и выбирала ветчину к обеду, когда услышала радостные крики, идущие со стороны дома. Квинтин вернулся! А она, как нарочно, вся вспотевшая, в грязной старой одежде. Даже кружево на корсаже было оторвано маленькими пальчиками Джеймса.