Любовь и выборы - [56]

– Так весь интерес в том, чтобы узнать, почему у одной с плакатами густо, а у другой пусто? В смысле избирательной кампании.

– Умеете вы уловить суть.

– Годы тренировок не пропьешь! – Иван Игнатьевич сделал вид, что веселая словесная игра ему очень понравилась.

Он жизнерадостно предложил Ирине подлить коньячку, но она отказалась. Дело сделано, можно уходить. Она перебросилась с Иваном Игнатьевичем парой ничего не значащих фраз и покинула его кабинет.

Ирина шла по коридору мэрии по направлению к двери с призывной табличной «Ж». Ей вспомнилось, как когда-то ей хотелось устроить там потоп, проливая слезы. В тот день она узнала, что ее соперница слишком глубоко вторглась в пределы ее семьи, что ее муж променял Исландию на депутатский мандат для своей пассии. Это было так недавно и так давно.

Как же все поменялось за эти дни. Сейчас Ирина шла в туалет, чтобы просто пописать. Плакать не хотелось. Ирина начала контрнаступление, восстанавливая прежние границы своего семейного владения. И эта решимость носила оттенок радостного предчувствия победы.

К любовницам Ирина привыкла, ей это было не впервой. Но любовница с депутатским мандатом – это уже перебор. Заявка на слишком сильную привязанность. Сергей нарушил неписаные правила их семейного договора, и Ирина тоже вправе нарушить прежний молчаливый нейтралитет.

Кто-то из женщин мечтает плеснуть в лицо любовницы соляной кислотой. Ирина не была такой кровожадной. Она просто хотела увидеть плакат с Людмилой Шиловой в луже. И только. Чтобы каблуки прохожих наступали на этот глянец, вминая в грязь ее лицо. Чтобы подростки сплевывали на нее жвачку. Чтобы собачки какали прямо на светлый лик этой Людмилы. Всего лишь.

Возбуждение Ирины, подогреваемое местью, было такой силы, что она решила отпустить шофера и пройтись до дома пешком. Каблуки были не помехой. Ирина чувствовала себя молодой и сильной.

И это было правильное решение. При водителе неудобно говорить по телефону на деликатную тему. Ирина рассчитывала, что скоро ей позвонят. И не ошиблась.

Прошло не более получаса, как на дисплее высветилось «Иван Игнатьевич». Ирина сосредоточенно напряглась – как рыбак, которому предстоит подсечь самую главную рыбу в своей жизни.

– Да.

– У красивой женщины и голос красивый. Каюсь, не утерпел. Дай, думаю, позвоню.

– Я всегда рада…

– А уж как я рад. Особенно когда могу быть полезным. Так вот, передайте той, кого интересовала история с этими выборами… Ну, там… плакаты только с одной девушкой… Ну… которая Шилова…

– Я поняла. Дальше.

– Созвонился я с Николай Николаевичем, председателем нашей городской избирательной комиссии.

Я же человек старого поколения, привык быстро действовать, не откладывать дело в дальний ящик. Мы школу жизни прошли, а не «Сколково»…

– Далось вам это «Сколково»! Что сказал ваш Николай Николаевич?

– А то, что у Людмилы Шиловой избирательный счет полнехонький, там денег столько, что она может все стены округа своими плакатами, как обоями, оклеить.

– Откуда деньги такие?

– Ну, вообще это конфиденциальная информация… Бизнес сбросился… Масса пожертвований от разных фирм.

– Вот так щедрость! А все ноют, что налоги их душат. Дальше, Иван Игнатьевич! Что со второй девушкой?

– А у Соловьевой на избирательном счете три копейки болтаются. У нее банально нет денег – и все дела. Не на что ей плакаты печатать, нищая она. А у нас хоть и демократия, но выборы – удовольствие дорогое.

– Подождите, что-то я не поняла. А почему на Соловьеву бизнес не сбросился?

– Ну… Значит, не было таких вводных. Указания такие не поступали.

– То есть бизнес это не вполне добровольно делает, я правильно поняла?

– Ну… Можно и так сказать.

– Другими словами, бизнес нагнули и накачали фонд Шиловой деньгами по самые края, а Соловьеву оставили без денег. Так?

– Умеете вы грамотно формулировать. Вот бы мне так научиться.

– У вас другие достоинства, Иван Игнатьевич, например оперативность. И преданность.

– Да уж, мы «Сколково» не кончали. Все от души. Для такой красивой женщины всегда рад…

– Я поняла, Иван Игнатьевич. У меня сейчас телефон разрядится. Всего хорошего!

– Да-да, всего доброго! Вот и наше поколение умеет быть полезным…

Ирина нажала на «отбой». Теперь она понимала расклад. Оставалось этим воспользоваться.

* * *

В жаркую погоду жизнь в городе становится невыносимой. Асфальт дышит зноем, заставляющим вспомнить о геенне огненной. Дома похожи на огромные духовки, внутри которых люди томятся в собственном соку. Небо равнодушно наблюдает за страданиями людей, гордо именующих себя горожанами.

Река Зауралочка в эти дни казалась местом коллективного спасения. Вода оставалась довольно прохладной, несмотря на зной. Одуревшие от жары люди тянулись к ней, как звери к водопою. На таблички «Купаться запрещено» вешали мокрые купальники и полотенца.

Петр с командой закрыли штаб и перебрались под тень ивы, полоскавшей свои безвольные ветви в речной воде. Три дня ребята отсиживались в этом ивовом укрытии, каждый день обещая себе, что завтра вернутся в строй и продолжат избирательную кампанию. Но ива словно поймала их в сети, опутав ветвями. Уходить не хотелось. Купальники и плавки высыхали так быстро, что сама мысль о какой-то деятельности вызывала стойкое отторжение. Каждый добавлял к этому безделью свои особенные аргументы.