Любовь и педагогика - [32]
– Разумеется!
– И вы, конечно, понимаете, раз уж у меня свои планы…
– Понятно.
– Может быть, у вас…
– О нет, у меня-то какие могут быть планы?
– Ну, насчет вашей дочери…
– Она сама решает.
– Но ведь…
– Это их дело.
– Однако в мои планы…
– Да какие там планы! Как ни крути, все дороги ведут в Рим…
«Да он придурковат», – заключает дон Авито и встает:
– Что ж, хорошо, я знаю, что мне делать…
– Очень рад, сеньор Карраскаль, очень рад.
– Всего наилучшего.
– Ваш покорный слуга.
Идя по улице, дон Авито размышляет: «Нет у меня характера… Одни теории, ничего более… Ничего у меня не получается… Марина… Марина… Ох уж эта Марина… Проклятая наследственность!» И, сам не зная как, дон Авито, словно притягиваемый бездной, оказывается у дома дона Фульхенсио.
– Да не мешайте вы ему ради бога, друг мой Карраскаль, дайте ему испытать, что такое любовь. Поскольку любовь подобна зерну и не дает научных плодов, пока она жива, дождитесь ее смерти. Не пережив разочарований, нельзя познать мир; вашему сыну нужна смерть жизни, он имеет право на смерть жизни. Какой у него аппетит?
– Все хуже и хуже.
– Добрый знак!
На пути домой дон Авито, как всегда, рассуждает! «Но этот человек… этот человек… Он меня обманывает… Он меня обманул… О, наука, наука!» Дома он запирается у себя в кабинете и углубляется в трактат по физиологии.
Романчик Аполодоро напечатан в каком-то журнале я встречен всеобщим равнодушием, если не считать дона Авито, который, ничего вокруг не замечая, продолжает терзаться сомнениями. «Я ошибся, ошибся, – твердит он себе. – Ничего из этого не получится, мне не хватило силы воли, чтобы выполнить до конца предписания педагогики, или, может быть, педагогика не воспитала во мне силу воли. А все Марина… Марина…» Но потом он оправляется от шока, перечитывает произведение сына и находит в нем какие-то достоинства. «Да, несомненно, в нем что-то есть, можно еще сделать из него если не гения, то что-то вроде этого, а впрочем, почему бы и не гения? Гений – это терпение, его становление – процесс длительный. Да прошла ли пора литературных гениев? Подождем».
Кларита, уже почти решившая бросить Аполодоро ради Федерико (она попросила у родителей и у нового жениха отсрочку), начала читать романчик, но он нагнал на нее такую убийственную скуку, что до конца одолеть его она не смогла, однако поняла, что послужила для этого опуса литературным сырьем, на что отозвалась так: «Ох уж этот Аполодоро, этот Аполодоро… Бедняжечка!»
Аполодоро тяжело переживает неудачу, вернее, полный крах: ни нападок, ни критики, всего лишь вынужденная похвала Менагути, который похвалил то, что Аполодоро позаимствовал у него. Юноше кажется, что после Публикации романчика во взглядах друзей и знакомых прибавилось иронии, – наверняка в душе все потешаются над ним. А Кларита, что день ото дня холоднее с ним, сдержаннее, не сказала о романчике ни слова, хотя его читала.
Любит ли он Клариту? Любил ли хоть когда-нибудь по-настоящему? Надо сказать, что теперь, когда он использовал ее как сырье для романчика, любовь его порядком выдохлась.
Однако самую глубокую рану ему наносит дон Фульхенсио, Которого Аполодоро посетил после долгого перерыва.
– Отлично, Аполодоро, отлично, ты получил по заслугам. Крах, полный крах. Нуль. Захотел стать писателем? Вот и получил. Ты думаешь, я не понимаю, что твоей главной заботой была форма, фактура, стиль? Это все от Менагути. Добрую половину там занимает твоя невеста, но и ее ты видишь глазами Менагути. Даже на собственную невесту не сумел ты взглянуть своими глазами. Поделом тебе, поделом. Ну, что теперь твой стиль, что твоя форма, а?
– Искусство – это прежде всего форма.
– Форма? Форма, говоришь? Суметь только… суметь… Глупости! Дело заключается в том, чтобы, как говорится, высоко мыслить и глубоко чувствовать, а ты, извини меня…
– Но это мешает…
– Я понимаю, можешь не продолжать, да, это мешает, мешает. Ты хотел сказать, что возвышенная мысль или глубокое чувство теряют свое качество, если о них красиво сказано, не так ли?
– Я считаю, что удачная форма усиливает эти качества.
– Ты ошибаешься, Аполодоро, ошибаешься. Будучи красиво выражены, мысли и чувства теряют возвышенность и глубину именно из-за того, что превращаются в красивые слова и звучат в устах адептов здравого смысла, которые не имеют обыкновения ни возвышаться, ни углубляться, не желают продумать или прочувствовать что бы то ни было, а берут все в готовом виде. Ты захотел стать классиком… Да какой в этом прок? Все классическое мерзко, все изощренное мерзко. Если Шекспира скрестить с Расином, получится бессмыслица. Вообще, искусство – это низшая сфера, нечто второстепенное, достойное презрения, именно презрения. Искусство ради искусства? Чушь! Назидательное искусство? Такая же чушь! Лучше перевернуть нутро или закрутить мозги десятку себе подобных, пусть даже самым неизящным способом, чем снискать восторг и аплодисменты десятка миллионов слабоумных. Что ж, иди, иди в писатели, туда тебе и дорога!
Покинув дом философа, Аполодоро повторяет про себя: «Это просто невыносимо! Крах! Полный крах! Никто не принимает меня всерьез, все надо мной потешаются, хотя и не показывают виду. Кларита меня не любит, этот Федерико… этот Федерико… А тут еще Менагути со своим искусством… Искусство! Может, прав этот человек, и оно действительно чушь?»
Библейская легенда о Каине и Авеле составляет одну из центральных тем творчества Унамуно, одни из тех мифов, в которых писатель видел прообраз судьбы отдельного человека и всего человечества, разгадку движущих сил человеческой истории.…После смерти Хоакина Монегро в бумагах покойного были обнаружены записи о темной, душераздирающей страсти, которою он терзался всю жизнь. Предлагаемая читателю история перемежается извлечениями из «Исповеди» – как озаглавил автор эти свои записи. Приводимые отрывки являются своего рода авторским комментарием Хоакина к одолевавшему его недугу.
Своего рода продолжение романа «Любовь и педагогика».Унамуно охарактеризовал «Туман» как нивола (от исп. novela), чтобы отделить её от понятия реалистического романа XIX века. В прологе книги фигурирует также определение «руман», которое автор вводит с целью подчеркнуть условность жанра романа и стремление автора создать свои собственные правила.Главный персонаж книги – Аугусто Перес, жизнь которого описывается метафорически как туман. Главные вопросы, поднимаемые в книге – темы бессмертия и творчества.
Чтобы правильно понять замысел Унамуно, нужно помнить, что роман «Мир среди войны» создавался в годы необычайной популярности в Испании творчества Льва Толстого. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы. В «Мире среди войны» жизнь течет на фоне событий, известных читателям из истории, но сама война показана в иной перспективе: с точки зрения людей, находящихся внутри нее, людей, чье восприятие обыкновенно не берется в расчет историками и самое парадоксальное в этой перспективе то, что герои, живущие внутри войны, ее не замечают…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Давно известно, что наши соседи-французы безнадежны, когда они принимаются судить о нас, испанцах. И зачем только они пускаются в разговоры об Испании! Они же ничего в этом не смыслят.К бесчисленным доказательствам подобного утверждения пусть читатель добавит следующий рассказ одного француза, который тот приводит как особенно характерный для Испании.
В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.Вступительная статья Г. Степанова.Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.
Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.