Любовь и педагогика - [30]

Шрифт
Интервал

«Да за кого он меня принимает?»

– Ладно, пусть решает она сама…

– Игра у нас пойдет в открытую и без подвоха. Кстати, если она предпочтет меня, а вас оставит, то вам, разумеется, не будет оснований переживать и принимать эту историю близко к сердцу, потому что невеста, которая вот так оставляет жениха только потому, что подвернулся другой… Постойте, о чем вы задумались, дружище Карраскаль?

– О, простите! Так вы говорили…

– Ну, послушайте, старина, отец научил вас стольким вещам, мог бы и воспитать получше!

– Воспитать?

– Да, воспитать. Вы не знаете, что такое хорошее (воспитание?

– В генетической классификации наук оно отсутствует.

– Ну и шутник же вы!

– Шутник? Я не знаю, что это такое.

– И вы притязаете на Клариту?

«Ну почему я его не бью? Отчего не бью? Как это я его не бью?»

Тем временем они приходят в город.

– Значит, мы сошлись на том, что передадим нашу тяжбу в ее руки и пусть она ее разрешит, верно? Как настоящие друзья! До встречи!


Какая слабость! Какая непростительная слабость! Аполодоро охватывает желание растаять, прекратить существование вместе со всей премудростью, накопленной в его мозгу! «А когда я умру и мозг мой в могиле подвергнется распаду, куда денутся мои знания? Какую форму они примут? Ведь в мире ничто не исчезает, а лишь преобразуется… Эквивалентность сил… Закон сохранения энергии… Ах Кларита, моя Кларита! И что это за жизнь, пресвятая дева, что за мир! И для чего, к чему все это? Ох этот Федерико, этот Федерико!.. Может, он хотел просто посмеяться надо мной? Или сделает, как сказал, и станет домогаться руки Клариты? Но она не бросит меня, не может бросить, не должна бросить, не захочет бросить… Любит ли она меня? Существует ли способ узнать, любит женщина или нет? Любит ли женщина вообще? Любит ли меня Кларита? О, этот Федерико, этот Федерико…»

– Луис, сынок мой…

– Что, мама?

– Я ее видела, Луис, познакомилась с ней, познакомилась… Она очень мила.

– Мила?

– Да, Луис, мила. Папа идет, Аполодоро!

И Аполодоро уходит в свой угол работать не то над большой повестью, не то над небольшим романом, сентиментальным и поэтическим, который он теперь не выпускает из рук, ибо, несмотря на запреты отца, его охватил великий зуд творчества, он хочет во что бы то ни стало пробиться в литераторы, он не жаждет славы мыслителя, философа, социолога, он будет поэтом, поэтом в прозе, и вот он описывает первую любовную тоску, шлифует и полирует свое произведение, дабы стало оно нежным и деликатным для слуха, старательно отрабатывает психологические выводы, с этой целью производит анализ собственных чувств, и теперь ходит на любовные свидания, ставя перед собой каждый раз определенную художественную задачу. Его любовь отныне подчинена творчеству, он создал театр внутри самого себя, наблюдает за собой, анализирует и разбирает по косточкам свою любовь.

«Потому что… ну, скажем прямо, разве мне не скучно с Кларитой? Что она может сказать, кроме глупостей? разве есть у бедняжечки хоть какой-то разум? Хоть раз она произнесла что-нибудь разумное и не банальное. Я ведь люблю ее по инерции, по привычке, я жертва собственной любви. Все это я понимаю, но, когда я рядом с ней, я глупею и рассуждать уже не могу. Красива ли она? Пожалуй, нет, таких много!.. А все-таки она красивей всех! Впрочем, может быть, я привык к ее лицу?»

XII

Не расстроена ли чем-нибудь Кларита? С ней творятся что-то странное. Отвечает не на то, о чем Аполодоро ее спрашивает, а на то, что он, по ее мнению, должен был у нее спросить. Правда, эта черта присуща всем женщинам, но с ней это впервые. Однако заговорить о Федерико нельзя, нельзя даже выказать ни малейшего подозрения на этот счет. К тому же дон Эпифанио в последнее время чем-то вроде недоволен. Что ж, удвоим нежность!

– Ты моя педагогика, моя живая педагогика, ты моя, – и он подходит к ней поближе.

– Почему ты называешь меня таким отвратительным именем?

– О, ты права, Клара, Кларита, моя милая…

Она молчит. «Черт бы побрал этого Федерико…» – думает Аполодоро, но тут вдруг Кларита выпаливает:

– Ты ходишь к мессе, Аполодоро?

– Если ты этого хочешь, Кларита…

Сразу же на горизонте его совести подобно грозовым тучам возникают образы дона Авито и дона Фульхенсио.

– Если я хочу, если хочу… Нет, ты скажи, ходишь или нет?

– Пока не хожу, но буду ходить.

А сам в это время думает: «Мне бы только отвадить от нее Федерико…»

– Ты читаешь молитвы по утрам и перед сном?

– Буду читать.

– А твоя мать…

– В доме она пустое место…

– Так поди исповедайся дону Мартину; если ты иудей, ты мне не пара.

– Но я…

– Не хочу иудея!

– Хорошо, Кларита, но послушай…

– Пойдешь ты к дону Мартину?

– Чтобы он обратил меня к вере?

– Пойдешь ты к дону Мартину?

– Да зачем тебе это?

– Пойдешь ты к дону Мартину?

«До чего иррациональны женщины!» – думает Аполодоро, а вслух произносит:

– Ну ладно, пойду.

– Значит, пойдешь к дону Мартину?

– Да, дорогая, да, пойду к нему.

– Ну вот, теперь я тебя люблю.

– Теперь меня любишь? Теперь любишь меня? Скажи, меня любишь, меня? Не опускай глаза, ну, Кларита, пожалуйста, скажи: ты меня любишь?

– Ты сам знаешь…

– Нет, ты мне скажи: любишь меня?

– Да как ты не понимаешь, что об этом не спрашивают!


Еще от автора Мигель де Унамуно
Авель Санчес

Библейская легенда о Каине и Авеле составляет одну из центральных тем творчества Унамуно, одни из тех мифов, в которых писатель видел прообраз судьбы отдельного человека и всего человечества, разгадку движущих сил человеческой истории.…После смерти Хоакина Монегро в бумагах покойного были обнаружены записи о темной, душераздирающей страсти, которою он терзался всю жизнь. Предлагаемая читателю история перемежается извлечениями из «Исповеди» – как озаглавил автор эти свои записи. Приводимые отрывки являются своего рода авторским комментарием Хоакина к одолевавшему его недугу.


Туман

Своего рода продолжение романа «Любовь и педагогика».Унамуно охарактеризовал «Туман» как нивола (от исп. novela), чтобы отделить её от понятия реалистического романа XIX века. В прологе книги фигурирует также определение «руман», которое автор вводит с целью подчеркнуть условность жанра романа и стремление автора создать свои собственные правила.Главный персонаж книги – Аугусто Перес, жизнь которого описывается метафорически как туман. Главные вопросы, поднимаемые в книге – темы бессмертия и творчества.


Мир среди войны

Чтобы правильно понять замысел Унамуно, нужно помнить, что роман «Мир среди войны» создавался в годы необычайной популярности в Испании творчества Льва Толстого. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы. В «Мире среди войны» жизнь течет на фоне событий, известных читателям из истории, но сама война показана в иной перспективе: с точки зрения людей, находящихся внутри нее, людей, чье восприятие обыкновенно не берется в расчет историками и самое парадоксальное в этой перспективе то, что герои, живущие внутри войны, ее не замечают…


Легенда о затмении

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ох уж эти французы!

Давно известно, что наши соседи-французы безнадежны, когда они принимаются судить о нас, испанцах. И зачем только они пускаются в разговоры об Испании! Они же ничего в этом не смыслят.К бесчисленным доказательствам подобного утверждения пусть читатель добавит следующий рассказ одного француза, который тот приводит как особенно характерный для Испании.


Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.Вступительная статья Г. Степанова.Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.


Рекомендуем почитать
Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.