Любовь и педагогика - [31]

– Еще как спрашивают! Ну, я ж тебе обещал пойти к этому дону Мартину! Скажи: ты меня любишь?

– Ну, хорошо, хорошо…

«"Ну, хорошо, хорошо…" Всего-навсего «хорошо», а перед ним еще «ну». Это все Федерико, не иначе Федерико».

Как только Аполодоро уходит, Кларита, не мудрствуя лукаво, принимается сочинять ответ Федерико. При этом она рассуждает так: «Этот молодой человек недурен и ставит' вопрос прямо, он хочет, чтобы я порвала с Аполодоро и взяла в женихи его. Бедняжка Аполодоро! Он такой добрый, такой несчастный! И так меня любит! А я? Люблю ли я его? Но что значит любить? Что за штука эта любовь? Нет, нехорошо так поступать, я же приняла его предложение… Хотя почему нехорошо? Они-то нас бросают, если приглянется другая, а чем мы хуже их? Только вот приглянулся ли мне этот другой? Папа, кажется, недолюбливает Аполодоро, считает его чудаковатым… Но он такой добрый, такой несчастный, так любит меня! Федерико поэлегантней, половчей, не такой странный… Да ну их, в конце концов, пусть разбираются сами! Я скажу Федерико и да, и нет, что я связана словом и не связана, не стану обнадеживать, но и лишать надежды не буду. Пускай подерутся, посмотрим, кто кого; скорей всего, Федерико одолеет… Он больше похож на мужчину». И она отвечает Федерико неопределенно, так, чтобы он не потерял надежды.

А бедный Аполодоро хочет стать чем-то, он хочет этого из-за нее и ради нее, потому-то он и трудится так усердно над своим романчиком. Проведя несколько часов в мучительных раздумьях, встает из-за стола в отчаянии: «Никогда из меня ничего не получится!» В коридоре видит безмолвно вздыхающую тень матери, которая проходит мимо, а в глазах ее – безучастие хронической летаргии.

«Сегодня вечером я пойду к ней и спровоцирую сцепу, на которой я застрял… Нет никакого сомнения в том, что невеста, кроме всего прочего, – великолепный объект для литературного эксперимента. Менагути прав, большая любовь подвигает на великие поэтические дела; банальная любовь ведет к производству детей, героическая любовь – к созданию поэм, картин, симфоний. Итак – сегодня вечером».

Наступает вечер, и в парадной дома Клариты Аполодоро ощущает прилив смелости: впереди у него высокая художественная цель, а сзади его подталкивает тень Федерико. Кровь ударяет ему в голову, стучит в висках, и он с ходу хватает Клариту в объятия; та не сопротивляется. «Она покорилась мне, я победитель, герой, мужчина!»

– Ты меня любишь?

– Сам знаешь, но пусти… пусти…

А он прижимает ее к груди и срывающимся голосом продолжает:

– «Сам знаешь» – не ответ. Скажи, любишь меня?

Она роняет «да».

– «Да» – и больше ничего?

– Ну, а что же ты хочешь, чтоб я тебе сказала? Только пусти меня, пусти…

Аполодоро смотрит ей в глаза, но она закрывает их, чтоб не выдали секрета. Он целует ее, она дрожит, он прижимает губы к ее глазу, и тут она испуганно восклицает:

– Папа идет!

Они отскакивают друг от друга.

Бедняжка, бедняжка! Как он меня любит! Неужели он действительно поверил, что идет отец?!

Меж тем Аполодоро думает: «Опыт не получился, но дал результата; это все не то, что мне нужно, придется повторить».

Когда дон Эпифанио на самом деле появляется, он зовет дочь на два слова, та выходит, едва переводя дух, и отец говорит ей:

– Послушай, дочь моя, в общем, это твое дело, только знай, что пора уже поставить точку. Тебе решать, конечно, но я хочу сказать, что в твоем возрасте все это уже не игрушки, а если ты думаешь иначе, так ты ошибаешься. Подумай серьезно. Оба неплохие ребята, но кто-то из них лучше. Этот со странностями… Выбирай сама, это твое дело. Но только решай сейчас, не тяни, дальше так продолжаться не может. Реши разом и играй в открытую.

– Но, понимаешь…

– Ты сама понимаешь, что тебе надо решать. Иначе пойдут разговоры…

Огорошив дочь такой речью, дон Эпифанио уходит.

Девушка заливается слезами, ей очень стыдно. Неужели она действительно вертушка, кокетка? Тут входит мать и успокаивает рыдающую Клариту.

– Ну-ну, дурочка, хватит реветь, не стоит. Давай-ка лучше решай! У всех у нас были такие минуты. Из-за твоего отца я отказала студенту горного института, и ничего не случилось ни со мной, ни с ним. Этот сын дона Авито…

– Но, мама…

– Да-да, я все понимаю, это все естественно. Только ты вникни в суть дела…

– Но ведь я…

– Да ну, пустяки! Вовсе ты его не любишь, ты ошибаешься. Любовь… любовь… все мы, конечно, любим своих ближних. А он ведь тоже твой ближний, его тоже надо любить; но вот что касается любви, так ты знай, что настоящая-то любовь приходит, когда не год и не два поживешь замужем, когда ты ее уже и ждать перестанешь.

Кларита плачет, закрыв лицо руками, плачет от стыда, а пожалуй, и сама не знает отчего. Наконец открывает лицо и говорит: «Хорошо!» И решает назначить первое свидание Федерико в тот же день.

Вечером того же дня к дону Эпифанио заходит дон Авито. Он вручает хозяину плату за последний месяц.

– И уведомляю вас, дон Эпифанио, что мой сын не сможет больше брать у вас уроки.

– Хорошо.

– К вашим урокам у меня претензий нет.

– Рад это слышать.

– Совсем никаких претензий к вашей методике преподавания, но, видите ли, любезный дон Эпифанио, у меня свои планы относительно моего сына.