Любовь и память - [214]

Шрифт
Интервал

На первом же привале Зиновий написал матери коротенькое письмо:

«Рвемся, мама, к Риге. Освободим ее и оттуда двинемся на Берлин. Ждите меня, мама, с полной победой!»

…Наконец полк вплотную подошел к Мушпилсу. Однако выбить из него фашистов оказалось далеко не простым делом. В междуречье Муши и Мемеле, использовав рельеф местности и укрепившись в кирпичных домах на окраинах города, гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление. Ведя плотный огонь из всех видов оружия, фашисты не подпускали наши подразделения к берегу реки Муши. Несколько раз поднималась в атаку наша пехота, но каждый раз вынуждена была залегать под огнем противника.

— Боюсь, что в своей звериной злобе фашисты разрушат наш город, — высказал свои опасения Ян Лайвиньш, обращаясь к Радичу. — Как только освободим Мушпилс — покажу вам его достопримечательности. У нас рядом с городской площадью стоит трехэтажный дом, в котором в девятнадцатом году помещался революционный комитет. Мы все гордимся им. Взберемся и на вершину нашего замка, откуда вы увидите долины трех рек, зеленые просторы земгальской низменности. Залюбуетесь!

— Обязательно побываем там, — ответил Радич, глядя на островерхие черепичные крыши, видневшиеся за зеленью деревьев.

…После прошедших дождей установилась ясная погода, и к полудню солнце сияло на чистом синем небе. Рота, в состав которой входил и взвод Радича, окопалась рядом с невысокой железнодорожной насыпью, уходившей в город. Когда пехота поднималась в очередную атаку, лейтенант Радич первым выскочил из окопа и громко крикнул:

— Взво-од! За мной!

По траве, иссеченной пулями и осколками снарядов, по тряской болотистой местности за лейтенантом бежали пехотинцы его взвода, и под их ногами, чавкая, проступала бурая вода. Зиновий смотрел на темневшие высокие стены полуразрушенного старинного замка. Из-под этих стен по его взводу строчили пулеметы, летели мины и снаряды…

Миновав разрушенную лесопилку, взвод совсем близко подошел к берегу Муши. И вдруг… Радич, как-то странно взмахнув правой рукой, на какую-то долю секунды застыл на месте, будто прислушиваясь к чему-то, и, медленно клонясь, упал лицом в траву. Лайвиньш — он бежал рядом с Радичем — оглянулся на него и неистово крикнул:

— Моника! К командиру! — И рванулся вперед: — Товарищи! За мной!

Моника подбежала к Радичу, перевернула его на спину. Автоматная очередь наискось прошила ему грудь.

…В вещмешке лейтенанта Моника Кандате нашла тетрадь с его стихами, а также записку:

«Если погибну, прошу переслать эту тетрадь в Киев — поэтам Сосюре или Малышко…»

XIII

…В старой хате возле узкого окна сидит седая мать. Идут холодные осенние дожди, они глухо шумят, смывая с деревьев пожелтевшую листву, прибивая к земле пожухлую траву. Изредка порывистый ветер бросит горсть капель в окно, и они забарабанят по стеклу, и снова глухой монотонный шум… Мать глядит на вороха уже почерневшей картофельной ботвы, лежащей посреди двора, переводит взгляд на тускло поблескивающие листья бузины под окном, замечает сломанную веточку и белые острые усики древесины в месте перелома. «Будто сломанная человеческая кость, — думает мать. — Кто знает, чувствует ли дерево боль? Пожалуй, чувствует…»

Сломанную веточку вдруг заволакивает туман, она расплывается и тает в нем, а вместо нее выплывает плечистая фигура Зинька. На голове у него каска, на плечах — плащ-палатка, какие мать видела на воинах-освободителях, поперек груди висит автомат. Сын сдержанно улыбается ей, словно говорит: «Встречайте же, мама, вот я и пришел с полной победой! Из самого Берлина вернулся…»

Мать прижимает к груди руки и чувствует, как сердце быстро-быстро колотится, а ноги немеют. Она опирается руками о подоконник, чтобы встать и бежать навстречу сыну, но в полусне видение исчезает…

«Ой, долго, видно, еще ждать! — думает она, вздыхая. — Где еще эта Рига и где тот Берлин… Долго еще шагать твоим натруженным ногам, сын мой…»

На другой день утром Виктор, собираясь в бригаду на работу, обратился к матери:

— Странный мне, мама, сон приснился — никак из головы не выходит: яркое солнце все золотом сияет, а по форме похоже на тарелку. Смотрю на него, смотрю, а оно оторвалось от голубого неба и падает. Я обмер: что же будет, если оно расколется?! И, подставив руки, поймал солнце-тарелку и тут же бросил его обратно в небо. А оно упало и с тихим звоном раскололось. Посмотрел я вокруг — всюду на земле черная ночь. Хочу кричать, даже вроде бы и кричу, но голоса своего не слышу. Тут я и проснулся.

Только умолк Виктор и стал натягивать на голову свою кепку, как мимо окна промелькнула тень и в хату вошел почтальон, седоусый дед Трофим, и, постояв молча у порога, каким-то хрипловатым, будто не своим голосом сказал:

— Крепись, Ганна. Похоже, что принес я тебе лихую весть.

И протянул ей письмо. Она не могла сдвинуться с места, не могла поднять руку, чтобы взять конверт. Его взял Виктор, вскрыл и после долгой паузы сказал:

— Похоронка, мама…

Она долго, долго смотрела на Виктора, все плотнее прижимая к груди жилистые, узловатые руки, и едва слышно, побелевшими губами произнесла:

— Вот тебе и сон… Как же мы будем без солнца? — И вдруг, словно в ней что-то прорвалось, заголосила, заламывая руки: — Как же мы будем жить без нашего солнца, без Зиня нашего?!


Рекомендуем почитать
Когда мы молоды

Творчество немецкого советского писателя Алекса Дебольски знакомо русскому читателю по романам «Туман», «Такое долгое лето, «Истина стоит жизни», а также книге очерков «От Белого моря до Черного». В новый сборник А. Дебольски вошли рассказы, написанные им в 50-е — 80-е годы. Ведущие темы рассказов — становление характера молодого человека, верность долгу, бескорыстная готовность помочь товарищу в беде, разоблачение порочной системы отношений в буржуазном мире.


Память земли

Действие романа Владимира Дмитриевича Фоменко «Память земли» относится к началу 50-х годов, ко времени строительства Волго-Донского канала. Основные сюжетные линии произведения и судьбы его персонажей — Любы Фрянсковой, Настасьи Щепетковой, Голубова, Конкина, Голикова, Орлова и других — определены необходимостью переселения на новые земли донских станиц и хуторов, расположенных на территории будущего Цимлянского моря. Резкий перелом в привычном, устоявшемся укладе бытия обнажает истинную сущность многих человеческих характеров, от рядового колхозника до руководителя района.


Шургельцы

Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.


Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.


Окна, открытые настежь

В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!