Любовь и память - [130]

— Агов, ребята! А посмотрите-ка, кого я к вам веду!

Хлопцы зашевелились, переворачиваясь со спин на животы, приподнимаясь на локтях, смотрели на подходивших.

— Похоже, хлопцы, что с Ланой — Кайдаш, — высказал предположение Бессараб и первый вскочил на ноги.

— Откуда ему здесь взяться? — засомневался Печерский. — Слух шел, что он раньше нас отправился на фронт.

— Неисповедимы пути военные, — кряхтя по-стариковски, высказался Жежеря, тоже поднимаясь на ноги.

Теперь уже все видели — к ним подходил недавний преподаватель украинской литературы, а ныне политрук роты Кажан. На нем была новая форма, поскрипывали новые ремни и портупея. Он похудел и осунулся, темные брови сдвинуты, а в глазах таилась скупая улыбка. Крепко пожимая руки воинам и пристально вглядываясь в их лица, говорил:

— Ого, сколько вас здесь, литфаковцев, собралось! Это хорошо, молодые друзья мои, вместе будем бить фашистов.

— Ребята, да вы ведь еще не знаете, что Павла Петровича назначили в наш полк! — сообщила Лана.

Литфаковцы оживились еще больше.

— Буду проситься в ваш батальон, — сказал Кажан. — Вы — в третьем?

— Да, но уж заодно — проситесь в нашу вторую роту, — подсказал Радич.

— Если бы повезло, — вздохнул Павел Петрович. — А почему мы все стоим? Садитесь, хлопцы.

Уселись полукругом на рыжем, обгоревшем на солнцепеке спорыше.

— Воевали? — спросил Радич Кажана.

— Боевое крещение принял на Одесщине, у какого-то хуторка… Жаркий был бой. Потрепала немчура наш полк, расколошматила в клочья… Техники у них уйма, да и воевать насобачились — считайте, всю Европу заграбастали… Трудные были бои. Отошли мы к Днепру. А на переправах… — покачал головой. — Что творилось на переправах! Войска, подводы, машины, стада скота, толпы беженцев… Если бы мне раньше кто-нибудь сказал, что я стану свидетелем этого… Над переправами, над всем гигантским бурлящим скоплением техники, войск, людей висят немецкие самолеты, бросают бомбы, расстреливают из пулеметов… А наших ни одного самолета. Стреляют несколько зенитных пулеметов и две пушки… И вдруг смотрю — вода в Днепре начала быстро спадать. Думаю: что за чудеса? Кто-то неистово крикнул: «Братцы! Фашисты в Запорожье. Они плотину Днепрогэса взорвали!» Никому и в голову не пришло — зачем же фашистам разрушать плотину? Разве им не нужна электроэнергия? Об этом не подумали. Поднялась еще большая паника… — Он снова замолчал и, окинув всех невеселым, тяжелым взглядом, добавил: — Вот такая страшная война выпала на нашу долю. — Вдруг взор его потеплел, он немного расправил плечи и поднял голову: — Лана рассказывала мне, как вы дрались на Днепре. Мы, дорогие побратимы… — Кажан почему-то пристально посмотрел на Радича и, будто тот возражал, твердо повторил: — Да, мы теперь боевые побратимы, и мы еще покажем немчуре, где раки зимуют. Расплата будет суровой!..

Кажан действительно был назначен политруком второй роты. Здесь же, в Покровке, объявился и командир роты — лейтенант Стаецкий: еще там, на Днепре, он был ранен в ногу, в Покровку добрался поездом и сейчас ходил, слегка опираясь на толстую суковатую палку.

Около недели проходил процесс переформирования и велись боевые учения полка. За это время, с разрешения Стаецкого, Жежеря побывал в Сергеевке. Он считал своим долгом разделить с родителями Добрели их горе, рассказать им, как воевал Матвей, как погиб и где похоронен. Правда, Жежеря долго колебался, даже как-то сказал Бессарабу:

— Когда-то тех, кто приносил плохие вести, сажали на кол. Как только представлю себе, что родители Матвея еще не знают, даже ничего страшного и не подозревают, ждут от него писем, а я приду и оборву их надежды, — жутко становится.

— И все же это твой долг, — сказал ему Микола. — Ведь и с нами, Андрей, все может случиться, а они хоть будут знать, где искать могилу сына.

И Жежеря на попутной машине поехал в Сергеевку. Быстро нашел Добрелин двор, спускавшийся огородом в балку, к пруду, над которым стояли старые раскидистые вербы. У низенькой, под почерневшей соломенной кровлей хаты рос высокий могучий берест, за хатой — вишневый сад. Когда Андрей подошел к калитке, откуда-то выскочил огромный лохматый пес, злобно залаял. На этот лай из хаты вышла девушка и, ладонью заслоняя от солнца глаза, посмотрела за калитку. В ее тоненькой фигурке, в движении руки Жежере показалось что-то очень знакомое. Только он подумал об этом, как девушка подбежала к нему, радостно выкрикивая:

— Андрей, это ты, Андрей? Откуда? — Но в двух шагах от калитки остановилась, испуганно спросила: — А где же Матвей? Ты один?

Это была Тася. Жежерю просто ошеломила эта неожиданная встреча. Как могла здесь очутиться Тася? Ведь она живет под Никополем, а это не такой близкий свет. Что ее привело сюда? Эвакуируется? Тогда зачем делать такой крюк?

— Почему ты молчишь, Андрей? С Матвеем что-то случилось? Вы же были вместе…

— Нет, мы не вместе, — бормотал вконец растерявшийся Жежеря.

— Как не вместе? Ты что-то путаешь…

— Нет, какое-то время мы были вместе, конечно, — постепенно брал себя в руки Жежеря, уже догадываясь, почему здесь оказалась Тася. Он ничего, ничего не скажет ей о гибели Матвея. — В боях были рядом. Матвей здорово воевал… Он настоящий мужчина.