Любовь и память - [119]

«Теперь ясно, почему задержались наши танкисты! — радовался Стаецкий. — Ждали, чтобы зайти в тыл врага. Умно. Ведь наших меньше. Тактика правильная…»

Две немецкие машины уже горели, пять других, резко набирая скорость, приближались к переднему краю нашей обороны. Один из танков, подмяв под себя заграждения из колючей проволоки, подходил к окопу Бессараба.

— Чего ждешь? — крикнул лейтенант.

Микола уже достал из ниши связку гранат и выбирал поудобнее позу, слов взводного он не слышал и еще выжидал. Резким движением рванул воротник гимнастерки, переложил связку в левую руку и смахнул пот с лица.

— Эх, вахлак! — выругался Стаецкий и сжал зубы. — Что он там чухается?

Бессараб взял связку в правую руку, подался всем корпусом назад и бросил ее под гусеницу танка. Вслед за связкой он швырнул еще и бутылку с горючей смесью. На жалюзи вспыхнул оранжево-голубой огонек, и танк, повернувшись левым бортом к окопам, остановился.

В другие стальные чудовища тоже летели связки гранат, бутылки. Курсанты вели огонь и по автоматчикам. Когда же загорелся еще один вражеский танк, все немецкие машины повернули обратно. Наши «тридцатьчетверки», не принимая боя, быстро отходили за железнодорожную насыпь — слишком были неравны силы, к тому же две наши машины были подбиты.

Героем дня стал Бессараб. Недаром же он во время боевой подготовки проявил себя лучшим гранатометчиком. Сейчас впервые он уничтожил вражеский танк… Жежеря не упустил случая для шутки:

— Был слух, дорогой шевалье, что ты собирался перебежать от нас в кавалерийскую дивизию. А теперь всем ясно: твое воинское призвание — быть солдатом матушки-пехоты — царицы полей.

На его шутку Бессараб лишь усмехнулся.

В этом тяжелом бою училище понесло большие потери. Был тяжело ранен майор Бойко. Командиром роты стал Стаецкий, а его место, по совету майора, занял Жежеря.

— Это надежный человек, — сказал Стаецкому Бойко. — Опыта, конечно, маловато. Надо подсказывать. Но можешь доверять — не подведет.

Лейтенант был такого же мнения о Жежере, который понравился ему еще с той ночи, когда ходили в разведку в Дарнадию.

Бои не прекращались ни днем ни ночью. Гитлеровцы упорно лезли вперед, их снаряды уже рвались в городе. Они, не считаясь с потерями, устилая землю трупами своих солдат, снова и снова атаковали курсантов, ряды которых заметно редели.

Жара. Фляги у всех опустели, нечем было утолить жажду. Неубранные трупы вражеских солдат, раздавленные танками, быстро разлагались на солнце, в воздухе висел тошнотворный смрад.

К вечеру 25 сентября бой утих. Когда стемнело, курсанты смогли поесть и вдоволь напиться.

Добреля, никогда не куривший, попросил у Печерского цигарку. Тот, достав из кармана пачку, молча ткнул ему в руку. Затянувшись дымом, Добреля закашлялся.

— Брось эту гадость, — недовольно сказал ему Жежеря. — Береги силы. Ты же знаешь, что капля никотина убивает лошадь.

— Назначили тебя командиром на мою голову, — добродушно ответил Матвей. — Тошнит от гнилостного зловония, дымом хочу перешибить его. А знаешь, Андрей, о чем я думаю?

— Нет у меня большого интереса знать, — пожал плечами Жежеря.

— Я всерьез, — сказал Добреля. — Прихожу к выводу, что история все же повторяется.

— Я так и знал, что ничего дельного не скажешь, — склонив голову на грудь, полусонно ответил Андрей.

— Да ты выслушай, — не унимался Матвей. — Наполеон напал на Россию в июне. И теперь Гитлер — тоже в июне.

— Ну и что?

— А ты подумай, какой завтра день.

— Тут и думать нечего: будет ничем не легче, чем сегодня, — ответил Жежеря. — Уверяю тебя.

— Эх ты, Солопий Черевик! — вздохнул Матвей. — И чему только тебя учили в университете? Завтра двадцать шестое августа. А ровнехонько сто двадцать девять лет назад, двадцать шестого августа, Наполеон проиграл Бородинскую битву. Понял?

— Чучело гороховое, помолчал бы чуток, — пробормотал Жежеря.

Печерский, сидя рядом с Матвеем и положив голову на подогнутые колени, казалось, дремал. Но тут встряхнулся, посмотрел на Добрелю и сказал:

— А в этом что-то есть. Значит, ты, Матюша, считаешь, что Днепровск может стать вторым Бородино?

— Конечно, — оживился Добреля, — И возможно, скажут про нас когда-нибудь, как об участниках Бородинской битвы. Помнишь, у Лермонтова: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри — не вы!» Как ты на это смотришь, граф?

Печерский ничего не ответил, сделал вид, что снова задремал.

По другую сторону железнодорожной насыпи гремел бой. А здесь немцы пускали в небо осветительные ракеты, хотя от зарев не затухающих в Днепровске пожаров в степи было светло.

Не сбылись предположения Добрели. В полночь поступил приказ: выставив небольшой заслон, училищу срочно оставить свои позиции и направиться к переправе в районе западной окраины Днепровска, потому что фашистские части, оттеснив по ту сторону железнодорожной насыпи нашу кавалерийскую дивизию, вот-вот могли прорваться к берегу реки. В юго-восточной части города немцы захватили транспортный институт и с боями продвигались к центру Днепровска.

Курсанты-артиллеристы отходили двумя параллельными улицами. Шли сквозь густой дым пожарищ, смешанный с пылью и копотью. Местами мостовая была разворочена, зияли глубокие черные воронки, которые надо было обходить.