Любовь и память - [118]

Шрифт
Интервал

Стаецкий, поставив свой котелок с борщом на землю, вскочил на ноги, чтобы вскинуть руку к каске, но не успел — комбриг опередил его, приказав:

— Отставить рапорт! Продолжайте обедать, лейтенант. Я все видел. Только покажите курсанта, захватившего вражеский пулемет.

— Фастовец! — крикнул лейтенант.

— Здесь я, — глухо отозвался Аркадий, находившийся за спиною комбрига. В одной руке он держал котелок, а другой придерживал каску, надвигавшуюся ему на глаза. Его густые брови были серыми от покрывавшего их слоя пыли. Прищуривая глаза, Аркадий пристально смотрел на комбрига.

— Молодец! — окинув Фастовца восхищенным взглядом, проговорил комбриг. — Ну, разрешите пожать вашу руку.

Фастовец, подавая руку, отпустил каску, и она надвинулась ему на глаза. Комбриг улыбнулся:

— Каска великовата для вас.

— Подходящей не нашлось на мою голову, — смущенно улыбнулся Аркадий. — Не выросла.

— Не в этом суть. Главное — хорошо варит, — проговорил комбриг. — Лейтенант Стаецкий! Попробуйте раздобыть для него другую каску. — И, положив руку на плечо Фастовца, сказал: — За отважный поступок представляю вас к правительственной награде…

Опускалась ночь. Над горячей степью повеяло прохладой. Загорались и яснели в небесных высях звезды. В стерне и в молодой отаве тихо стрекотали кузнечики. В полночь, как и всегда в последнее время, словно по расписанию, вражеские самолеты бомбили город. Над Днепровском от пожаров багровело небо. Но на этот раз утомленные курсанты заснули и не просыпались даже от тяжелого рокота вражеских самолетов и оглушительных разрывов авиабомб.

V

В ночь с 19-го на 20 августа разведка донесла, что подошли свежие силы противника, в том числе мотомеханизированные. Выдвинутым вперед курсантским подразделениям был дан приказ: к рассвету перебазироваться на основную линию обороны.

Всходило солнце. Ярко синело небо, на стерне, на травах засеребрилась роса. После недавней бомбежки дым рассеялся и осела пыль. Поднявшееся солнце быстро выпило росу, всколыхнуло обычные степные запахи — полыни, чебреца и донника.

Глядя на тупой стебель молочая, кудрявая верхушка которого свисала к земле, а иссеченные листья были забрызганы мелкими капельками седовато-белого молочка, Добреля подумал: «Будто косилка покалечила растение». Перевел взгляд на красный островок бурьяна, поднимавшегося среди стерни, с горечью проговорил:

— Совсем мирный пейзаж. Как у нас в селе. И копны сена такие же…

— Да, да, мирные копенки, — иронически проговорил Печерский. — А ты приглядись, — при этом он слегка толкнул Матвея в плечо, — из-под крайней слева вылез человек и, пригнувшись, скользнул за нее.

Услышав их разговор, Жежеря сказал:

— Хлопцы, а этих копен вчера не было. Клянусь честью! — И через головы нескольких курсантов крикнул Фастовцу: — Аркадий, ты там поближе — передай по цепочке лейтенанту: вчера копен не было. Из-под одной только что показался человек. — И обратился к Бессарабу: — Ишь ты, как грибы после дождя выросли.

— А сколько их, не подсчитал? — отозвался Бессараб.

— Полтора десятка, — ответил Жежеря.

Лейтенант Стаецкий известил штаб. Вскоре артиллеристы выпустили три снаряда по крайней копне. Третий снаряд угодил в цель, разметал сено, и все ахнули: на месте копны, окутываясь черным дымом, загорелся танк. После этого другие копны зашевелились и в сторону окопов и траншей подразделения Бойко поползли танки. Они сначала медленно двигались колонной, затем, набирая скорость, начали разворачиваться в боевой порядок. За ними — словно появляясь из земли — бежали автоматчики. Их было много — сотни четыре.

Стаецкий приказал приготовить гранаты и бутылки, но тут же подумал, что одним этим оружием трудно остановить бронированную силу врага, и, чтобы подбодрить своих бойцов, крикнул:

— Не дрейфьте, ребята! Нас поддержат артиллерия и танки. Раздавим и этих тараканов, пусть они будут хоть трижды железные.

Стаецкий знал от майора Бойко, что командование договорилось о такой поддержке. В город прибыл гаубичный дивизион и занял позиции где-то у самого Днепра. На двух местных заводах рабочие смастерили два бронепоезда. Один из них направили в район института железнодорожного транспорта, а второй вот-вот должен появиться здесь. По ту сторону железнодорожной линии держит оборону кавалерийская дивизия. Она обещала выслать в помощь курсантам несколько танков. Но помощи пока не видно, а вражеские танки приближаются.

Лейтенант Стаецкий нетерпеливо поправил на голове каску, нервничая из-за того, что ни бронепоезда, ни танков не слышно. Но вот наконец в его глазах вспыхнул радостный огонек: перед одним из вражеских танков взорвался снаряд. Лейтенант оглянулся. Так и есть: из-за крайних домов города на железнодорожной насыпи появился увешанный зелеными ветвями бронепоезд. Теперь снаряды один за другим ложились вокруг вражеских танков. Вот один из «железных тараканов» резко дернулся вперед, назад, будто начал клевать носом, затем медленно повернулся и застыл на месте. «Молодцы металлурги!» — подумал Стаецкий. Он оглянулся, чтобы посмотреть на бронепоезд, но так и замер от радостной неожиданности: из-под железнодорожного моста показались четыре наших танка, а за ними — еще четыре. Они вышли в степь, развернулись фронтом, зашли в тыл противника и открыли огонь по немецким машинам. Фашистские автоматчики, оказавшись между двух огней, засуетились, как мыши, попавшие в мышеловку.


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».