Любовь и испанцы - [4]

Шрифт
Интервал

, в качестве посыльных часто использовались «внешне набожные пожилые дамы, читавшие молитвы по четкам и носившие по два красных плаща». «Помнится, в Кордове наших затворниц женщин предупреждали об этих старых каргах», — пишет Ибн Хазм. Влюбленные также пользовались услугами женщин, род занятий которых позволял им свободно посещать дома: врачевательниц, кровопускательниц, уличных торговок, парикмахерш, плакальщиц, певиц, гадалок, учительниц, портних и т. д. «Как много бедствий принесли женщины этого сорта в хорошо охраняемые жилища, за прочные завесы, плотные шторы и закрытые двери! Я бы не стал о них и вовсе упоминать, но считаю, что должен привлечь внимание к их недобрым деяниям. Никогда не следует никому поверять свои тайны...»

Однако некоторые влюбленные бывают излишне скрытными, ибо желают скрыть свои чувства от мира, веря в то, что любовь — признак людей праздных и легкомысленных; они избегают любви и защищаются от нее. «Такие представления ничем не оправданы. Наслаждаться красотой, позволить себе отдаться любви — совершенно естественно. Когда это Мухаммед запрещал любовь? И разве содержится запрет на этот счет в Коране?»

Те же вопросы, если заменить имя Мухаммеда именем Иисуса Христа, а Коран — Библией, по-прежнему актуальны для Испании. «Слишком многие люди уверены, что Вселенная была создана на благо монашек-урсулинок...>>{20} Любовь запретна»,— писал Хосе Ортега-и-Гассет>>{21} в своем предисловии к испанскому переводу Ожерелья голубки, сделанному в 1952 году Э. Гарсией Гомесом.

Большинство возлюбленных, о которых пишет Ибн Хазм, были рабынями. Это неудивительно — ведь рабынь тщательно отбирали за красоту и ум, и они были более доступны, чем дамы из гарема. Многие влюбленные хозяева женились на своих рабынях, но в некоторых случаях коварные девушки оставляли их в дураках. Ибн Хазм упоминает об «ужасном случае», произошедшем с имамом Кордовской мечети, который так страстно влюбился в одну из своих молодых рабынь, что предложил освободить ее и жениться на ней. Но поскольку он носил длинную бороду, девушка насмешливо заявила: «Я считаю, что твоя борода слишком длинна; укороти ее — и ты получишь то, чего так возжелал». Имам тут же схватил ножницы и отрезал бороду, а затем позвал свидетелей, чтобы те поставили свои подписи под бумагами, в которых он разрешал отпустить рабыню на свободу. После того как те заверили бумаги, имам сделал девушке официальное предложение. Но она ответила отказом. Среди свидетелей был и брат имама, который воскликнул: «В таком случае я предложу ей выйти замуж за меня!» Так он и сделал; девушка приняла предложение, и тот немедленно на ней женился. А Саид смирился с этим ужасным оскорблением. Все же он был человеком набожным и ученым.

Абдуррахман V жаловался одной непостоянной женщине, нарушившей клятву верности: «Ах, как томительны стали ночи с тех пор, как ты меня оставила! О грациозная газель, нарушительница обетов, неверная, ужели забыла ты часы, что провели мы вместе на ложе из лепестков роз, когда звезды над нами сверкали, подобно жемчугу на синем небосводе?»>>{22}

Великий Альмансор>>{23} повел себя благородно, когда узнал, что девушка, в которую он был влюблен, предпочла ему визиря Абуль-Могиру Ибн Хазма. Во время пирушки в садах Захиры рабыня имела дерзость объявить о своей любви к визирю в слегка завуалированных намеках в песне: «Увы, мои родные, я люблю юношу, который избегает моей любви, несмотря на то что находится рядом. Ах, как я хотела бы броситься в его объятья и прижать его к сердцу!» Визирь ответил ей также в стихах: «Увы, как могу я приблизиться к красоте, которую окружают мечи и копья? Ах, если бы я почувствовал сердцем, что ты действительно любишь меня, с какой радостью рискнул бы я жизнью, чтобы овладеть тобою! Никакая опасность не страшна человеку благородной души, когда он примет решение достичь своей цели». Альмансор в порыве ревности вскочил, выхватил меч и заставил рабыню рассказать ему всю правду. Признавшись в том, что любит визиря, девушка робко заключила: «Я в твоей власти, о повелитель, но ты благороден и любишь прощать вину, в коей человек сам сознался». Визирь же заявил с чисто восточным фатализмом: «Каждый человек — раб собственной судьбы; никто не волен избрать себе судьбу и должен ей подчиниться; неотвратимый рок предопределил мне любовь к женщине, которую я не вправе любить». Тронутый их взаимной любовью, Альмансор смягчился и отдал визирю девушку.

В 903 году Ибн Хадджадж из Севильи привез из Багдада воспитанную и весьма откровенную певицу-рабыню по имени Камара, страстную феминистку, чье мнение об испанских арабах было не слишком-то высоким. «Самая позорная вещь на свете — невежество,— восклицала она,— и если невежество служит для женщины пропуском в рай, то я предпочла бы, чтобы Создатель отправил меня в ад!»

Этих дам отличала не только откровенность — иной раз и грубость. Баллада, державшая салон и имевшая любовные связи с несколькими поэтами, в том числе с Ибн Зайдуном>>{24}, с одной стороны, поощряла создание высокоинтеллектуальных произведений, но с другой — давала conge


Еще от автора Нина Эптон
Любовь и французы

Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.


Рекомендуем почитать
«Люблю — и ничего больше»: советская любовь 1960–1980-х годов

Цитата из Михаила Кузмина, вынесенная в заголовок, на первый взгляд совершенно неприложима к советской интимной культуре. Она как раз требовала чего-то большего, чем любовь, редуцируя само чувство к величине бесконечно малой. Соцреализм в классическом варианте свел любовный сюжет к минималистской схеме. Любовному сюжету в романе или фильме отводилась по преимуществу роль аккомпанирующая, а его типология разнообразием не отличалась.Томление страсти, иррациональность, эротика, все атрибуты «чувства нежного» практически отсутствовали в его советском варианте, так что зарубежные наблюдатели зачастую отказывались считать эту странную страсть любовью.


Цивилизации

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».Что такое цивилизация?Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.Но так ли это в реальности?Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.


Дворец в истории русской культуры

Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)

Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.


О  некоторых  константах традиционного   русского  сознания

Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).