Любовь и французы - [92]

Что случалось, когда мужья и жены почти ничего не знали друг о друге до бракосочетания? Вот мнение автора Les Liaisons

Dangereuses[206], который был счастлив в браке: «Каждый изучает другого, наблюдает внимательно за собой в его или в ее присутствии, узнаёт, от каких вкусов и личных предпочтений придется отказаться ради общей гармонии. Пойти на эти небольшие жертвы будет легко, поскольку они взаимны и заранее предусмотрены; из них вскоре рождается взаимное добросердечие; и сила привычки, усиливающая те склонности, которых она не разрушает, в конце концов приводит к нежной дружбе и доверию, что вкупе с уважением составляют, как мне кажется, истинное, прочное счастье семейной жизни. Иллюзии любви, быть может, слаще, но они — кто же этого не знает? — менее прочны. Стоит им улетучиться, мельчайшие недостатки любимого становятся нестерпимыми, поскольку они контрастируют с идеальным образом, созданным воображением».

Другая сторона картины — касавшаяся девушек из аристократических семейств — описана наблюдательным принцем де Линем^{177}: «Наших jeunes filles[207] приучают не смотреть в лицо мужчинам, не отвечать им, не задавать вопросов о своем появлении на свет. Затем в один прекрасный день девице приводят мужчину и приказывают ему отдаться. Он, как правило, в грубой форме предъявляет на нее свои права —и вот он встает с постели в поту, она — в слезах. С этого начинается брак. Вот как наисвященнейшая связь между двумя сердцами втаптывается в грязь родителями и нотариусом».

По-прежнему во многих случаях имела место большая разница в возрасте между мужем и женой. Месье де Серан не только намного превосходил возрастом свою пятнадцатилетнюю невесту, мадемуазель Бальу, но и был к тому же чрезвычайно уродлив. Она не смогла удержаться и невольно отшатнулась, когда его представили ей. Месье де Серан, заметив ее инстинктивное движение, попросил позволения несколько минут поговорить с ней наедине. Когда родители вышли, он, оставшись с глазу на глаз с невестой, ласково заговорил с ней и попросил в случае, если она считает его слишком уродливым, чтобы стать его женой, откровенно сказать об этом. «Вам не нужно бояться,— произнес он,— я сохраню тайну. Ваши батюшка и матушка ничего не узнают, и ответственность за наш разрыв я возьму на себя». Он уверил девушку в своей нежной дружбе, и мадемуазель Бальу, попросив двадцать четыре часа на размышления, была так тронута его qualites d'ame[208], как она говорила ему позже, что в конце концов согласилась стать его женой. Это был хоть и не безмерно счастливый, но мирный брачный союз, и месье де Серан никогда не возражал против хвоста поклонников, который вечно тянулся за его супругой.

Однако слишком многие мужья — даже любившие своих жен — были склонны уподобляться отцу мадам Виже-Лебрён^{178}, писавшей в своих Мемуарах: «Он обожал мою мать, как божество, но grisettes^{179} кружили ему голову. Первого января он мог пешком носиться по Парижу с единственной целью — целовать всех попадавшихся ему на глаза девушек под предлогом поздравления с Новым годом». (Муж этой неутомимой портретистки, у которого характер был примерно такой же, все деньги супруги — а зарабатывала она немало — тратил на свои amours[209].)

Что касается bourgeois, о которых писал Шарден, то они были немного суровыми, трудолюбивыми и добродетельными. «Среди них есть счастливые браки и женщины, чья добродетель — суровый страж»,— писал Монтескье.

Вот что советовал своей дочери энциклопедист Дидро в канун ее свадьбы:

«Ваше счастье составляет одно целое со счастьем Вашего мужа. В вашей власти сделать друг друга счастливыми или несчастными. Подчинитесь мужу — приспособьтесь к разумным требованиям, которые он предъявит Вам. Не проявляйте внешне тех нежных чувств, которые вы друг к другу питаете, пока не окажетесь дома, в интимной обстановке, если хотите избежать насмешек и нелестных замечаний.^{180} Следите за своим здоровьем, это основа всех обязанностей и страж нравственности Вашего мужа. Мне нет нужды просить Вас быть добродетельной. Если на Вас падет малейшее подозрение в безнравственности, столь распространенной в наши дни, это разобьет мне сердце».

В жизни Дидро был то пуританином, то распутником. Он писал трактаты в защиту свободной любви, которые никогда не публиковались, и пьесы о добрых отцах и благородных семействах, которые Мария-Антуанетта находила «скучными, как молочный суп».

Сыновья и дочери более мелких bourgeois знакомились на танцах, которые устраивались в частных домах с трех до восьми часов пополудни. Когда приходило время ужинать, девицы садились за стол с родителями, а молодые люди — все вместе за отдельный стол. На такой мещанской вечеринке Шарден познакомился со своей первой супругой.

Один из немногих персональных словесных портретов буржуазной супружеской пары того времени оставил потомкам драматург Мармонтель. Он писал: «Мой отец обожествлял свою жену, и был прав: моя нежная матушка была достойнейшей из женщин, самой интересной и любезной. Я никогда не мог понять, каким образом, получив всего лишь элементарное образование, она смогла до такой степени развить свой ум, добиться такой утонченности стиля и языка и такого превосходного умения понять окружающее; похоже, она была обязана этим врожденному такту и чистому инстинкту. Мой отец питал к ней почти столько же уважения, сколько и любви».