Любовь и другие мысленные эксперименты - [36]
— Нам не нужно обращаться к мистике, чтобы описать физические процессы, — покачала головой Элиза. — Все, что происходит в мире, можно постичь.
— То есть ты считаешь, что и мою болезнь можно постичь? — спросила Рейчел по дороге домой.
— Я говорила не о тебе. Но да, разумеется, мы бы давно поняли, что происходит, если бы задумались об этом.
— Ну и кто теперь ударился в метафизику?
— Рейчел, брось. Тебя разве не мучили головные боли? А галлюцинации? К тому времени, как мы дошли до врача, ты уже давным-давно была больна. Просто, — обняла ее за плечи Элиза, — мы были очень заняты. Производили на свет Артура, налаживали совместную жизнь. Но симптомы-то имели место.
Головные боли в самом деле мучили Рейчел еще за несколько лет до муравья. Очередное доказательство того, что его привлекло нечто, уже находившееся у нее в голове. Но галлюцинаций у нее никогда не было.
— У меня никогда не было галлюцинаций.
Рейчел произнесла это вслух, лежа в ванне с книжкой в руках и с закрытыми глазами наблюдая, как Элиза идет к ней через парк два года назад. В тот день все изменилось; Элиза отвела взгляд от Артура и посмотрела на нее так, как никогда не смотрела раньше. Они сидели рядом на скамейке, Элиза взяла ее лицо в ладони и заглянула в самую ее суть. А оттуда на нее глянул муравей.
Это был единственный раз, когда Элиза признала существование «постояльца» Рейчел, и та вдруг осознала, что мужчина из сна вернул ей жену. Они все были связаны, наконец-то она это поняла. Все сложилось: сон, укус, мужчина, глядящий на нее сверху вниз, Элиза с Артуром и тот же мужчина, уходящий от них прочь. Страницы ее жизни шелестели, слова складывались в самые разные комбинации, но все неизменно сводилось к этому моменту.
Дрожь унялась. Сегодня был особенный день, Рейчел поняла это в ту самую минуту, как проснулась и натянула на себя самую удобную одежду, чтобы спуститься вниз и попрощаться с Элизой. Рейчел взглянула на ворох пижамных штанов и футболок, лежавших на полу возле ванны. Сейчас эти вещи казались какими-то нездешними, словно перенеслись сюда из другого мира. Вода поднималась все выше. Рейчел закрутила вентиль и открыла книгу. Хотелось вернуться в свой воображаемый мир, в свой персональный праздник. Она читала, и тепло постепенно окутывало ее, расплавляя кости. Личный океан мягко покачивался. Слова вливались внутрь, вымывая все лишнее. Голова клонилась все ниже. Она лежала на мягкой траве под солнцем, и Элиза была рядом. Тень ушла, тень человека из парка развлечений, у которого были ее глаза. Тайна, которую мать хранила всю жизнь. Он показал ей муравья. И Артура. И вернул ей Элизу. Хороший день, тот самый день. Сегодня. Завтра. Какая мягкая под спиной трава. А солнце над головой такое горячее. Дотянись и потрогай желтый свет. Рука на фоне неба просто огромная. Весь маленький мир уместится в ладони. Внутри у нее растет Артур. Все упирается в масштаб. Крошечные муравьи маршируют сквозь траву. Голова тяжелая. Тяжелая, горячая, огромная и в то же время маленькая. Вчера. Сегодня. Завтра.
Руки разжались. Книжка шлепнулась в воду, пару мгновений полежала на ногах, затем проехалась по бедру и, зашелестев страницами, соскользнула на теплую эмаль, подняв небольшую волну.
Вернувшись домой, Элиза усадила Артура на диван и пошла наверх посмотреть, как там Рейчел. В спальне оказалось пусто, и она вышла в коридор, окликая жену по имени и предвкушая, как та просияет, увидев ее. Кажется, у нее развилась зависимость от таких моментов.
Стоял ранний весенний вечер, небо за окном постепенно наливалось фиолетовым. В стекло застучал дождь. Свет в ванной не горел, а воздух был влажный от остывшего пара. Тело Рейчел недвижимо лежало в ванне.
Элиза замерла в дверях. И прежде чем смогла перевести дух, вспомнила, сколько раз сердце ее радостно подскакивало, когда Рейчел выходила ей навстречу. Уголки ее глаз приподнимались, на висках проступали морщинки — и означало это, что сейчас ее будут любить, беречь и принимать такой, как она есть. Элиза увидела это так же ясно, как видела всегда, и в то же время не увидела ничего.
Тело наполовину ушло под воду, голова склонилась вперед. Элиза шагнула к ванне и прижала ладонь к молчащему сердцу. Отвела мокрый локон от голубоватого лица и заглянула в открытые глаза. Но никто не глянул на нее оттуда.
Подавшись вперед, она прижалась к бескровным губам и беззвучно выдохнула имя Рейчел в тишине. И словно издалека увидела слезинку, упавшую жене на грудь. Заметив под ногой Рейчел книгу, которую та читала, Элиза выудила ее из остывшей воды. Переплет размок и расклеился, но прозрачная пластиковая обложка не дала страницам разлететься. «Очередная сказка из тех, что Рейчел так любила», — подумала Элиза, проводя пальцами по выбитому на обложке серебром названию. «Сможете ли вы ее простить?»
— Мам? — громко позвал Артур, стараясь перекричать музыку мультфильма.
За обложку была вложена открытка: чернила на обороте расплылись, но выцветший рисунок с девочкой в красной шляпке все еще был виден.
— Сейчас приду, — отозвалась Элиза.
Она положила книгу на коврик и села на пол, привалившись к ванне. Посидела так несколько минут, потом встала, вышла из ванной и закрыла за собой дверь.
Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В основе книги – подлинная история жизни и борьбы деда Луизы Эрдрич. 1953 год. Томас работает сторожем на заводе недалеко от резервации племен. Как председатель Совета индейцев он пытается остановить принятие нового законопроекта, который уже рассматривают в Конгрессе Соединенных Штатов. Если закон будет принят – племя Черепашьей горы прекратит существование и потеряет свои земли.
Нигде не обживаться. Не оставлять следов. Всегда быть в движении. Вот три правила-кита, которым нужно следовать, чтобы обитать в Новых Дебрях. Агнес всего пять, а она уже угасает. Загрязнение в Городе мешает ей дышать. Беа знает: есть лишь один способ спасти ей жизнь – убраться подальше от зараженного воздуха. Единственный нетронутый клочок земли в стране зовут штатом Новые Дебри. Можно назвать везением, что муж Беа, Глен, – один из ученых, что собирают группу для разведывательной экспедиции. Этот эксперимент должен показать, способен ли человек жить в полном симбиозе с природой.
Роман-лауреат Букеровской премии 2019 года, который разделил победу с «Заветами» Маргарет Этвуд. Полная жизни и бурлящей энергии, эта книга – гимн современной Британии и всем чернокожим женщинам! «Девушка, женщина, иная» – это полифония голосов двенадцати очень разных чернокожих британок, чьи жизни оказываются ближе, чем можно было бы предположить. Их истории переплетаются сквозь годы, перед взором читателя проходит череда их друзей, любовников и родных. Их образы с каждой страницей обретают выпуклость и полноту, делая заметными и важными жизни, о которых мы привыкли не думать. «Еваристо с большой чувствительностью пишет о том, как мы растим своих детей, как строим карьеру, как скорбим и как любим». – Financial Time.
Шорт-лист Букеровской премии 2021 года. Современный роман, который еще десять лет назад был бы невозможен. Есть ли жизнь после интернета? Она – современная женщина. Она живет в Сети. Она рассуждает о политике, религии, толерантности, экологии и не переставая скроллит ленты соцсетей. Но однажды реальность настигает ее, как пушечный залп. Два коротких сообщения от матери, и в одночасье все, что казалось важным, превращается в пыль перед лицом жизни. «Я в совершенном восторге от этой книги. Талант Патриции Локвуд уникален, а это пока что ее самый странный, смешной и трогательный текст». – Салли Руни «Стиль Локвуд не лаконичный, но изобретательный; не манерный, но искусный.