Любовь и другие мысленные эксперименты - [35]

Тогда она гадала, исчезнет ли муравей после родов. И в первые недели, пока она оставалась дома, учась кормить и укачивать младенца и постепенно свыкаясь с тем фактом, что он теперь не внутри, а снаружи, муравей и правда молчал. Снова затикал он в тот день, когда она лежала в постели, приложив Артура к груди и устроив его головку на сгибе локтя. В свободной руке она держала «Труд всей жизни» Рейчел Каск — книгу, то бесившую ее, то трогавшую до слез. И как раз сделала себе мысленную пометку дойти до библиотеки и взять там все упоминавшиеся у Каск романы (Оливию Мэннинг, например, она не читала), когда в голове знакомо щелкнул резинкой электрический разряд. Рейчел схватилась рукой за то место, где уже заработал миниатюрный метроном. Тик. Тик. Тик.

Волосы, завиваясь мягкими волнами, плавали вокруг лица, ее прежние непокорные кудри битву давно проиграли. Сердце стучало все чаще, резко билось в грудную клетку. Сегодняшний день, вот этот самый момент, был тесно связан с другими. С тем вечером, когда Рейчел впервые поцеловала Элизу, прижав к припаркованной под оранжевым фонарем машине, и ощутила ее миндальное дыхание, едва их губы соприкоснулись. С тем часом, когда Артур появился на свет, выскользнув между ее бедер. Глаза обожгло муравьиной кислотой.

Рейчел вспомнила, как впервые увидела в их старой квартире муравьев, строем выползающих из-за плинтуса и взбирающихся вверх по стене. И масло перечной мяты, которое Элиза купила, чтобы их вывести, но так и не пустила в дело, потому что в ту ночь муравей нашел ее, спящую, и залез к ней в глаз. Укус проник к ней в сон, и, проснувшись, она некоторое время не могла разобрать, что было видением, а что реальностью, и, схватившись рукой за глаз, задыхалась, уверенная: с ней стряслось нечто ужасное.

Вспомнив об этом, Рейчел резко села в ванне, едва не выронив книгу. На пол плеснула вода. Рейчел попыталась успокоиться, но сердце колотилось так сильно, что тряслись руки. Она снова оказалась в том сне. Солнечный день, чья-то длинная тень. Возвышающаяся над ней фигура. Далекий голос Элизы, велящий лежать смирно. Рейчел задержала дыхание. Сейчас ее укусят, кислота обожжет слизистую, а боль из глаза расползется по всей голове. Сгорбившись в теплой воде, она зажмурилась и стала ждать. И в этот самый момент, когда все тело ее напряглось в ожидании муравьиного вторжения, вдруг снова увидела силуэт из сна.

Лица было не разобрать. Человек, облаченный во что-то темное, вид имел слегка потрепанный, но все же внушительный. В шляпе, при галстуке. Она лежала на сонной траве, а он покачивался над ней, открывая и закрывая рот, и солнце било ему в затылок. Слов она не понимала, он говорил на чужом языке, протяжно и заунывно, то ли стихотворение декламировал, то ли читал заклинание. И лицо пряталось в тени из-за того, что солнце светило в спину. Она должна была его разглядеть. Муравей был все ближе, она уже чувствовала подступающую боль. Нужно открыть глаза, взглянуть на него. Рейчел покосилась на солнце, потом перевела взгляд на мужчину, и тот посмотрел на нее сверху вниз. Наконец, она различила его черты и впервые поняла, кто перед ней. Со смуглого обветренного лица на нее смотрели ее собственные глаза. Содрогнувшись всем телом, Рейчел села прямо.

Она замерзла, вода теперь стала холоднее, чем ее кровь. Рейчел выдернула пробку, отвернула вентиль и передвинулась, чтобы горячая вода беспрепятственно заполнила ванну. Она уже видела этот неподвижный силуэт, этот потрепанный костюм. Видела свое отражение в этих глазах, самых печальных глазах на свете. Самые печальные глаза на свете в самом счастливом месте на земле. Так Элиза ее дразнила. Вот где она его видела. Он был в парке развлечений, кружился на карусели вместе с ее женой и сыном. Элиза с Артуром заняли огромную синюю чашку, а напротив, в зеленой, сидел человек в темном костюме. Рейчел видела, как карусель тронулась, чашки завертелись, Артур восторженно вцепился в руль, за ним маячила озабоченная чем-то Элиза. Мужчина в зеленой чашке сидел с таким видом, словно в сотый раз переживал автокатастрофу. С выражением ужаса, смягченного обширным опытом. Рейчел отвернулась, чтобы перевести дух. Тик. Тик. Тик.

Воды в ванне стало меньше, тело отяжелело, и Рейчел наклонилась заткнуть слив пробкой. Книга, которую она держала в руке, вымокла, страницы начали скручиваться. Придется заплатить библиотеке штраф. Рейчел подкрутила горячий кран. Все тело онемело.

Человек из сна существовал в реальности.

Она вспомнила тот момент в парке, когда Артур и Элиза вернулись, прокатившись на карусели. Она, как условились, ждала их на скамейке и смотрела, как они идут к ней по широкой дорожке. Артур лавировал в густом потоке людей, а силуэт Элизы был четко виден на фоне сказочного замка. Она шла, жизнерадостно вздернув подбородок, чего давно уже не случалось. Когда Рейчел заболела, Элиза первое время вела себя так, словно давно все знала, а доктора лишь подтвердили поставленный ею диагноз. «Я так и думала, что этим кончится, — как бы говорила она, — это было неизбежно». Рейчел понимала: жена цепляется за версию событий, которая позволяет найти всему рациональное объяснение, а спокойная покорность судьбе лишь вселяет в нее неуверенность. Сама Рейчел всего раз бросила вызов ее стоицизму — во время обеда у сестры Элизы, где та, ни разу не открывшая рот, пока они спорили о природе творчества, внезапно вмешалась в разговор только для того, чтобы объявить внеземные силы, о которых говорила Фрэн, бесполезной чушью.