Любовь будет вечной... - [12]

- А это ты как узнала, теть Сонь? – уже с полным отсутствием скепсиса, а наоборот, с восхищением и доверием, спросила Виктория, зная что подразумевается под словом «приличная семья» в еврейском понимании значения этих слов.

-  Это совсем просто. Воронов Николай Егорович, очень-очень таки приличный бизнесмен. Не Абрамович конечно, но в прессе его имя частенько мелькает. Его сын, как это и принято во всех приличных семьях, его правая рука. Сложно себе представить, чтобы все это возникло из ничего... Ведь даже Абрамович не имел бы свой бизнес, если бы не поддержка и своевременная помощь его еврейских дядюшек, – сказала, улыбаясь, тетя Соня, и поставила, пустую кофейную изящную чашечку на блюдце. – Вот так, Витка. Все очень и очень просто. А ты разве не слышала про Воронова Н. Е.? – удивленно приподняла бровь тетка и уставилась на Викторию.

- Нет. А почему я должна он нем слышать, теть Сонь?  -  также удивленно приподняла бровь Вика.

- Но, он же москвич и насколько я знаю, имеет бизнес с Гольдбергами. Уж не знаю что именно, но они знакомы и сотрудничают в чем-то...

- Что? Москвичи? С Гольдбергами? Это черт знает что такое! Стоило ехать сюда, чтобы встретиться с москвичами? Бог с ними с Гольдбергами, они как чума, как зараза вездесущи и неистребимы. Но, москвичи, здесь -  это невозможное, возмутительное безобразие! – дала волю своим эмоциям Виктория.

- А, что ты хочешь, дорогая? Сами по себе москвичи – это еще полбеды, а действительно состоятельные москвичи -  они вообще хуже чумы, это бич божий! Они же лезут везде со своими деньгами, как тараканы на кухне у плохой хозяйки, и скупают все, что еще не успели скупить свои местные. Это деловой подход, я понимаю, но все мало-мальски приличные земли на северо-западе куплены именно москвичами. И что же ты хочешь? Вита, дорогая, это жизнь. Либо ты ее имеешь, либо она имеет тебя, третьего не дано. Что тебя возмущает? Ты сама москвичка и дочь своих родителей. Успокойся, расслабься и дыши полной грудью, – успокаивала она свою племянницу.

- С чего бы ей взяться вдруг, полной груди, и откуда? Буду дышать тем, что есть, - обиженно проговорила Виктория и злобно посмотрела на тетку. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга, а потом тетя Соня не выдержала первая и засмеялась. Виктория, понимая всю глупость своих обид, засмеялась тоже. Так они и смеялись друг над другом, каждый над собой и просто так, потому что им было весело. Когда смеяться уже не было сил, они примирительно посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись похожими улыбками.

- Да, занятно нам с тобой будет, Витуська, проводить вместе лето, – задумчиво сказала тетушка Соня и поправила выбившуюся прядь каштановых волос, незаметно выскользнувшую из прически во время смеха.

- Да, занятно, – также задумчиво проговорила Виктория, поправляя темно-каштановую челку, - Если мы и дальше будем вести беседы  в таком вот аспекте и до конца лета не поубиваем друг друга, это будет классно!

- Я таки это и имела в виду, дорогуша. Ну, даст Бог, даст Бог! – и они снова засмеялись.

- Прости, меня, теть Сонь, пожалуйста. Я не знаю, что со мной происходит в последнее время. Я, как будто, я и одновременно, не я совсем. Что-то меня мучает и раздирает на части. Все вроде бы так, как и должно было бы быть, и одновременно не так. Не знаю.  Я сама в себе запуталась. Так что, прости меня, и не обижайся, пожалуйста, ладно? – тетушка молча кивнула головой и продолжала слушать Викторию. – Я знаю, что со мной сейчас трудно находиться рядом, но с тобой мне спокойно и хорошо, -   грустно вздохнула Вика и посмотрела на тетушку потухшими глазами.

- Любовь! – кратко высказалась тетя Соня.

- Что? Прости, я не поняла? -   вопросительно уставилась на нее Виктория.

- Ты сказала, что тебя что-то мучает. А тебе отвечаю: любовь. Неужто не понятно? Как там в песне?  «Я росла и расцветала до семнадцати годов, а  с семнадцати годов мучит девушку любовь! Ах, Самара-городок, не спокойная я, не спокойная я, да успокойте меня!» - ужасно фальшиво пропела тетка.

- Теть Сонь, ты издеваешься? – спокойно спросила Виктория.

- Отнюдь. Зачем мне издеваться над тобой. Я сказала то, что тебе сейчас нужно. Любовь. Тебе надо влюбиться сейчас, значит немедленно, и на разрыв души.  Девушке в твоем возрасте и ни разу не влюбиться? Это крайне неприлично, Вита. Совершенно непозволительно. Это моветон, дорогая. Ужас, ужас и еще раз ужас!  Твое сердце требует, просто жаждет любви, дорогуша!

- Я знаю, что значит любовь, теть Соня, и не учи меня, пожалуйста! –  вскинула голову Виктория.

- Что ты знаешь о любви, золотце мое? Что? Секс и любовь - это, простите две большие разницы, и это совершенно не одно и то же. Совершенно! Сексом каждый может заниматься. Мне ты даже можешь не возражать. Про секс я знаю все, я практически жизнь прожила, и не с кем-нибудь, а с твоим дядей Жорой. Потому у нас, наверное, и не было детей, что мы никогда не могли вовремя остановиться и подумать о них. Возможно, это и к лучшему. Иначе сейчас на твоем месте сидела бы не ты, а какая-нибудь Регина или Милана, и я учила бы ее жизни. Совершенно не могу себе представить, что бы за дети получились у нас с моим покойным Жорой, но это было бы похуже, чем чума египетская, и саранча, и апокалипсис вместе взятые в одном флаконе, как тот шампунь. А почему? А потому, что дети во всем превосходят своих родителей. Ты можешь себе представить мою дочь, которая бы была еще более разговорчивей, чем я; еще более циничнее меня; еще более испорченнее меня и дяди Жоры? Я такое себе даже представлять боюсь. И потому здесь сидишь ты, а не она, чему я бесконечно рада. И о чем это я? Ах, да. Так вот, дорогуша моя, сексом так сказать, и Прохор может заниматься и Пушок, если бы я его не кастрировала в свое время. Но, и они могут и умеют любить.