Любивший Мату Хари - [53]
— Я должен признать, что был несколько разочарован, когда они прислали вас, — сказал Шпанглер. — Настолько предсказуемо.
Грей стряхнул пепел на пол:
— Я не уполномочен торговаться.
— Разумеется, нет. Вы просто художник, набирающийся впечатлений. Скажите, что вы думаете о наших молодых немецких модернистах.
— Очень впечатляет.
— Действительно? Я нахожу их слишком извращёнными, и к тому же я всегда предпочитал реалистов. Тёрнер[33], к примеру, вот это художник, не правда ли?
Грей просто продолжал смотреть на него:
— Предполагается, что я узнаю, чего вы хотите и что вы можете дать. Я также должен сказать, что у меня есть друзья в Лондоне, которые могли бы помочь вам.
Шпанглер позволил себе небольшую аккуратную улыбку:
— Конечно, друзья. Где бы мы были без друзей?
— Они хотели бы заключить соглашение как можно скорее.
— И тем не менее прислали ко мне художника, и при всём том загадочного художника. Нет, так не пойдёт. Я хочу встретиться с ними. Я хочу сформировать свои собственные впечатления. — Он поднялся с кресла, подошёл к столу и налил замечательный кларет. — Вы знаете, мистер Грей, моё положение действительно очень шаткое. Я уязвим со всех сторон. Маргарета стоила мне целого состояния. Мои коллеги выжидают уважительного повода, чтобы погубить меня, а мне предлагают отдать жизнь в руки английского художника-абстракциониста. — Он поставил стакан Грея на столик возле кресла. — Вы знаете, если можно так выразиться, я думаю, более мелкий чиновник сломался бы ещё несколько недель тому назад.
У дальней стены стоял антикварный шкаф, и Грей увидел на нем одну из фарфоровых кукол Зелле. Даже лёгкие жесты Рудольфа совершенны, говорила она, — вроде прикуривания сигареты, складывания платков или того, как он берёт в руки небольшие предметы.
— Люди, с которыми я работаю, — наконец сказал Шпанглер, — могут быть жёсткими. Если мне придётся предать их, не думаю, что они простят меня.
Грей подумал: чёртов ты котик... Но сказал:
— Я уверен, мои друзья в Лондоне понимают это, и уверен, они хотят дать чёткие гарантии относительно вашей безопасности.
— Тогда сделайте так, чтобы они пришли ко мне в дом и дали их.
— А что в обмен?
— Я покажу им образец того, что могу сделать для них. Письменный образец из моего собственного сейфа.
От антикварного сейфа он переместился к окну, поднял занавеску и затем дал ей упасть на место. Ещё Рудольф никогда ничего не упускает, говорила Зелле. Он как пантера в лесу. Он даже видит в темноте.
— Эти ваши друзья, — внезапно сказал Шпанглер. — Могу ли я предположить, что им можно безусловно доверять в этом отношении?
Грей пожал плечами:
— Но вы с другой стороны, вы всё ещё не вполне верите мне, правда? Вы всё ещё сомневаетесь в моих мотивах?
— Возможно.
— Не то чтобы я обвинял вас. Мотивы так тяжело понять... особенно когда речь идёт о переходе на другую сторону. К примеру, есть люди, которые проведут всю жизнь в нищете, даже не усомнившись в идее. Есть и такие, которых побудило совершить предательство только то, что старший офицер был суров с ними. Что до меня, я думаю, в конечном счёте обвинят Маргарету. Думаю, скажут, что она показала мне жизнь, какой я прежде не видел, жизнь, которую я нашёл неудержимо привлекательной... и, конечно, они окажутся правы.
— Она не является частью соглашения, Шпанглер.
— О, это я знаю. Каждый за себя в том, что касается Маты Хари. Всё же, полагаю, она подарит мне ещё шесть месяцев, вы как думаете? Даже если не подарит, у меня всегда будут деньги, чтобы купить такую же, как она.
Она появилась прямо перед его уходом, возвратилась внезапно, почти на середине фразы. Шпанглер переместился в конец комнаты. Грей поднялся с кресла. Были сказаны два-три слова о времени и месте, и они услышали, что она у двери. Она вошла медленно, поигрывая розой, которую, должно быть, сорвала в чьём-то саду. Когда она стала говорить, Шпанглер оборвал её, объяснив, что мистер Грей не присоединится к ним за обедом.
На этот раз Грей встретил Данбара, который ждал его в огромном чёрном лимузине в тупике. Сеял мелкий дождик, тёплый и сгущающийся в облачка возле уличных фонарей. Сайкс сидел за рулём. Данбар за ним с газетой в руках. Их дыхание оседало туманом на стекле, так что издали Грею показалось: он видит третью фигуру. Скользнув на заднее сиденье, он убедился, что Саузерленда нет.
— При данных обстоятельствах Джон посчитал, что его присутствие излишне, — начал Данбар. — Надеюсь, вы не находите это чересчур огорчительным.
Он переменился. Что-то новое появилось в его голосе — самонадеянная пренебрежительность, — и его жесты казались более экспансивными.
— Где он? — спросил Грей. — В Лондоне?
— О Господи, нет. Он просто связывает несколько свободных концов в посольстве. Я уверен, он вернётся к финалу. И каково?
— Завтра. Завтра, очевидно, у него будет что показать вам.
— Мне?
— Он говорит, что устал иметь дело с посредниками. Он хочет встретиться с моим другом.
Данбар усмехнулся:
— И что именно вы сказали ему об этом друге?
— Ничего. Но он беспокоится о безопасности, и, я думаю, он захочет кусок поболее двадцатитысячного.
Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.