Любивший Мату Хари - [54]

Шрифт
Интервал

   — Тем не менее он всё ещё хочет, не так ли?

Грей пожал плечами:

   — Полагаю, да.

   — Я бы повторил, вы поработали исключительно хорошо, Ники. Мы все очень довольны. — Затем, когда улыбка медленно угасла: — Теперь о завтрашнем дне. Каковы особенности?

   — У канала скобяной склад. Предполагается, что мы должны встретиться с ним незадолго до полуночи.

   — И он приносит образец?

   — Нечто из его сейфа. Он не сказал что.

   — Предполагая, что все стороны будут удовлетворены?

   — Он заявляет, что будет готов уехать в течение четырёх дней, но не обсуждал никаких деталей.

Прошёл фургон, за которым медленно ехала низкая телега. Среди грохота Данбар что-то прошептал Сайксу, который ответил слабым кивком. Его руки в перчатках всё ещё крепко обхватывали руль, а глаза всё ещё изучали улицу.

   — Полагаю, я должен спросить вас о Маргарете, — наконец сказал Данбар.

Грей ощутил, как что-то поднимается у него в груди: привкус тошноты, замечательный кларет Руди.

   — Что?

   — Я просто размышляю, нет ли чего-нибудь, что вам следовало бы сказать мне о ней. Наблюдения? Сложности?

   — Думаю, скорее всего, она знает, что происходит нечто, но не знает что.

   — И Шпанглер не чувствует никакого неудобства в связи с этим соглашением? Никаких неразумных ожиданий?

   — Я сказал вам. Деньги, кажется, определяющая сила.

   — Да, по крайней мере, этот мотив мы можем полностью понять. Это напоминает мне, что мы никогда не уговаривались о вашей оплате. Что ж, не беспокойтесь.

Когда Грей уходил, Данбар вышел с ним из лимузина.

   — Вы ведь понимаете, нам придётся держать Шпанглера в карантине по крайней мере восемь или девять месяцев.

   — В карантине?

   — Подальше, так сказать, от безумствующей толпы. Не то чтобы нам не хотелось гарантировать ему удобства или заплатить, сколько он хочет. Но мы определённо не можем допустить, чтобы он рыскал возле Найтсбриджа, ведь так?

   — О чём вы говорите?

   — Просто, невзирая на то что мы можем пообещать, он не намерен удерживать Маргарету. А позднее, думаю, мы поселим его в Канаде — для его собственной безопасности. Ну, не смотрите на меня так. Разве это не то, чего вам хотелось? Шпанглера с глаз долой. Не так ли?

В последний день Грей в течение восьми часов дремал в собственной комнате или бесцельно гулял по мокрым улицам. Он провёл некоторое время в таверне на Кантштрассе, думая в основном о Зелле.

Он думал, что скажет ей, когда всё окончится. Он думал, что она ответит. Также он обнаружил, что тешится несколькими избранными впечатлениями... Вечер здесь, утро там, рассвет на реке в Париже, сумерки у каналов в Берлине.

В сумерках опять поднялся туман, выскользнувший из Шпреевальда и вторгшийся в пригороды. Какое-то время Грей смотрел из окна, налив себе третий или четвёртый стакан виски, пока не понял, что этот туман не из тех, которые можно запечатлеть на полотне. И никто не в силах запечатлеть беспокойное молчание, и пасмурное синее небо, и особенно противоречивые чувства.

Он долго одевался, в конце концов выбрав галстук, который Зелле подарила ему несколько лет назад. Он вышел из гостиницы приблизительно в девять часов, добравшись до Данбара и Сайкса где-то к десяти. Они ждали в том же лимузине, Сайкс — напряжённый — за рулём, Данбар сзади, изучающий карту дорог. Вновь сказано об отсутствии Саузерленда, вновь дребезжание фургонов и телег.

   — Не уверен, есть ли у нас какая-нибудь возможность узнать, вооружён он или нет, — сказал Данбар.

Грей протёр круг в запотевшем стекле, но не увидел ничего, кроме глухой улицы.

   — О, он будет вооружён.

   — Но только для самозащиты, верно?

   — Я не читаю чужих мыслей.

Между ними на сиденье лежала плоская фляжка, богато инкрустированная серебром. Когда Грей забрался на заднее сиденье, Данбар предложил ему выпить, Грей посчитал это глупой пародией на солдатские сто граммов перед атакой. Он отказался, Данбар выпил три или четыре глотка.

   — Как вы считаете, он приведёт кого-нибудь с собой? — внезапно спросил Данбар. — Я имею в виду, при данных обстоятельствах не зайдёт ли он настолько далеко, чтобы...

Грей выдохнул сквозь стиснутые зубы:

   — Думаю, несколько поздновато об этом беспокоиться.

Сайкс оглянулся назад, чтобы сказать, что пора.

Они поехали медленно, и тут до Грея дошло, что Сайкс на самом деле не был шофёром. Он мог быть солдатом или убийцей, но он никак не был на «ты» с автомобилем. Окраинные улицы не освещались, и дважды пришлось останавливаться, чтобы справиться с картой. Когда они приблизились к каналам, туман стал густым, желеобразным призраком, возникшим из сточных труб.


Скобяной склад располагался в конце тёмной улицы между фабрикой и грузовыми доками. Стены были кирпичными, чёрными от гари. Тут воняло рыбой и креозотом. По указанию Данбара Сайкс сбавил скорость и затормозил в пятидесяти ярдах от дверей. Стояла луна, но освещение отсутствовало, и единственными звуками были потрескивание баржи и шелест на ветру старых газет.

   — Вы уверены, что это то самое место? — спросил Данбар.

Грей кивнул.

   — Тогда вам лучше не заставлять его ждать.

Грей повернулся, чтобы взглянуть на него:


Рекомендуем почитать
Мрак

Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.