Любить не просто - [75]

— Странно бывает в жизни. Жили вместе — потеряли друг друга. Разбежались — каждый опять нашел себя.

— Кто знает, что найдено.

— Передай поклон маме.

— Спасибо, непременно.

…Таких небольших городков, как Заречье, за годы своей работы в газете Батуре привелось повидать немало. Ему нравилось в них бывать, бродить из конца в конец по недлинным улицам, выходящим порой прямо на окраины, рассматривать выстроенные каждый на свой лад дома с примыкающими к ним садами, заговаривать у палисадников с людьми, готовыми рассказать приезжему человеку все, что его интересует. И порой в первый же день, еще до визитов к начальству, ему удавалось узнать многое из того, зачем он приехал.

Нравилось Батуре своей тишиной и открытостью и Заречье. Городок полукругом огибала река. На той стороне ее лежала широкая пойма с озерами, плавнями, камышом. В ясную погоду далеко за лугами маячила синяя стена леса. А с другой стороны к самому Заречью подступала лесная чаща. Летом чистый воздух, яркое солнце, четкие краски привлекали сюда немало народу — на песчаных берегах реки появлялись палатки, шалаши, стойбища автомобилей. А зимой здесь выделялись трубы большого молочного завода и сыроварен (должно быть, потому эту местность называли «долиной сыров») да обросшие инеем телеантенны на новеньких двухэтажных кирпичных домах. И было куда спокойнее.

Правда, и в зимнюю пору, и теперь, поздней осенью, здесь околачивалось немало приезжих — городок привлекал своей стариной. Вызывало интерес и здание бывшей гимназии, в котором помещалась Вторая железнодорожная школа. Оно представляло собой эллипс, словно зажатый между двумя продолговатыми прямоугольниками и увенчанный фигурной башенкой, так что, если смотреть откуда-нибудь сверху, здание напоминало птицу с раскинутыми в полете крыльями. В эллипсовидной части его находился актовый зал, где когда-то установили подмостки для сцены. Высокие венецианские окна, белые колонны вдоль стен как бы раздвигали пространство над головой, высоко поднимали потолок. Старинные бронзовые люстры лили мягкий свет. Все это содержалось в отличном состоянии, во всем чувствовалась рука хозяина, каким много лет, по свидетельству всезнающих зареченцев, и был Маковей.

Поговорить о Маковее, высказать свое отношение к тому, что случилось с ним, готов был едва ли не каждый. И все нахваливали его как преподавателя физики — а иначе почему же его воспитанники идут в технические вузы? А кроме того, Маковей, как выяснилось, играет почти на всех музыкальных инструментах, он создал в школе струнный оркестр и хор, которыми сам же и руководил. И разве это не факт — несколько девочек-хористок приняты в столичные хоры, — вот увидите!! — скоро они приобретут популярность…

Словом, приехав в Заречье к обеду и остаток дня проведя на улицах городка, потолкавшись среди местного люда, Батура уже мог садиться за очерк о Маковее. А между тем стало известно кое-что и о нем самом — вернее, о цели его приезда. Потому что назавтра утром, когда он подошел к приметному зданию школы, его уже ждала здесь группа пожилых людей.

— Мы тут собрались не только по своей охоте. В сборе весь родительский комитет…

— Хотим, чтоб вы знали, что лучшего физика, чем Маковей, в нашем городке нет…

— Я уже третьего внука учу, — наседал моложавый, статный мужчина — как оказалось, прославленный мастер цеха молокозавода, председатель родительского комитета. — Что ж получается: сначала Маковею предлагают место заведующего районо, а когда он не соглашается — потому что он человек конкретного дела, — его и с директорского кресла — долой и вообще из школы?..

— А вы проверьте в районо, куда пошли деньги за металлолом, на которые Маковей собирался построить теплицы, чтобы детишки и зимой получали в школьной столовой свежие помидоры, огурцы, зеленый лук. Точнее, куда их направил прежний заврайоно Дидух. И спросите, почему это Дидух проходил только свидетелем в деле о расхищении общественных средств…

— С должности его, конечно, сняли. А что дальше? Поехал в Подольск, в управление железной дороги, и вернулся оттуда довольный. А через день вызвали туда и Маковея. Он вернулся домой и на работу не вышел.

— Хотели поставить Маковея вместо Дидуха, а теперь получается: Дидуха вместо Маковея. Ну, не смешно ли?

— Потому что местные организации занимались должностью заведующего районо отдельно, а в Подольске — тоже отдельно — должностью директора школы…

Маковей! Андрею захотелось прежде всего взглянуть на него — как он чувствует себя в этой ситуации?

Перед ним предстал рослый, плечистый, с поределыми уже волосами человек, в глазах которого светилась деликатность. Он скупо рассказывал о себе, больше отвечал на вопросы. Чуть иронически, порой со смущенной улыбкой.

Да, он, Маковей, знает о коллективном письме учителей в газету. Как бывший директор и коллега, он обязан был удержать их от этого письма, но, верьте честному слову, у него не хватило мужества. Никакой он не герой, обыкновенный человек, не лишенный известной доли честолюбия. А впрочем, и некоторой доли твердости: если бы не это, никакого скандала не было бы. А он не хотел подавать заявление об уходе по собственному желанию или по состоянию здоровья. Сам не чувствовал в себе такого «собственного желания». Не знал и вины за собой. Кто-то считал, что нужно отстранить его от работы, — пожалуйста, обоснуйте причину. Конечно, сделать это нелегко. Школа славилась на весь район. Вот посмотрите — они награждены за два прошлых года грамотами, почетными вымпелами, а двое учителей — медалями.