Любить не просто - [64]

Мирослава покраснела, слезы навернулись на глаза. Зазналась?

Кияница шумно набрал в грудь воздуха.

— Я лично такого не вижу. Может, в чем другом обнаружилось? — Его маленькие глазки глядели на нее с затаенной строгостью. — А что касается научных работ… Поскольку в письме содержится ряд резких замечаний о них, создать авторитетную комиссию…

«К чему это? Зачем?..»

Старалась сохранять спокойствие. Но чувствовала, что в горле пересохло. Начала говорить срываясь… Все ее научные работы давно опубликованы. В свое время обсуждены и оценены. Так ли уж необходимо возвращаться к старому? Это несколько странно…

Григорий Иванович Цокало что-то пробормотал. Все засмеялись. Мирослава точно оглохла от волнения, она не понимала, о чем говорят. Профессор Цокало вынул сигарету, обжимал ее со всех сторон…

— Да что вы волнуетесь, ей-богу! Обычное дело — пришло письмо, нужно дать обоснованный ответ. А для этого необходимо собраться авторитетным нашим сотрудникам — и делу конец.

Смотрел на нее спокойными, умными глазами с искорками смеха.

— Да ведь это же чепуха, Григорий Иванович! Создавать комиссию… возвращаться к тому, что давно уже взвешено и измерено!

— Страсти тут ни к чему, Мирослава Александровна. Вам нечего волноваться. Значит, спокойно ходите себе по земле. Вот Макару Алексеевичу не легче, а он, видите, спокоен, как индийский йог.

Марфа Вдовиченко дружески пожала Мирославе руку — мол, держись, это совсем не страшный зверь — комиссия.

Какое-то письмо… Какие-то никому не нужные вопросы, хлопоты… Все это понимают. К ней обращены добрые улыбки, искренние, открытые взгляды. И все же — комиссия… Какой сложный мир! Поистине бесконечный в своем многообразии.

— А что, Макар, как ты думаешь, может, и вправду нам пора… того? — Кияница усмехнулся. — Как говорят актеры, главное — уметь вовремя сойти со сцены?

Доля встрепенулся:

— Что я хотел тебе сказать… — Все в ожидании подняли головы. Макар Алексеевич сделал длинную паузу, точно копался в своих мыслях, отыскивая ту самую нужную, которая только что была перед ним и куда-то запропала. — Был я в командировке в Черноморске, ты же в курсе… И знаешь, что я привез? Леску. Японскую!.. Нет, нет, ты не спеши с улыбками! Какую хочешь щуку выдержит, но главное — куда на рыбалку ездить?

Взрыв хохота: Доля — это Доля! Никто никогда не видел его подавленным.

Смех и разговоры начали понемногу успокаивать Мирославу. В самом деле, ничего особенного не произошло. Она знает, что может прямо глядеть людям в глаза. И все же она как будто в чем-то провинилась перед ними и скрывает это от них…

Какая чепуха! Нужно делать свое дело, учиться у более опытных.

— Не грустите, Мирослава, — это опять Кияница, повеселевший и как бы помолодевший. — Радость всегда исцеляет и возвеличивает человека. Запомните одно: никогда не ищите сочувствия. Бойтесь его! А то кто знает, возможно, в теплую мягкую ладонь вложен яд зависти…

— Нашей милой Мирославе фортуна только улыбалась, — подхватил Кучеренко. — И вдруг — малость скривилась. Молодым это непонятно. Хочу только кое-что посоветовать вам, Мирослава Александровна. Может, пригодится. Найдутся люди, готовые посыпать вашу голову пеплом, если только вы осмелитесь намекнуть, что некоторые вещи недоступны их разумению. На большее они не способны. Принимайте их всегда спокойно. Считайте, что они даже полезны и необходимы. Ведь они заставляют нас время от времени напрягать энергию, мозг, а это не дает нам расслабиться. Мой собственный опыт подсказывает это!

Мирославе стало теплее и спокойнее. И в кабинете, где они собрались, сразу посветлело, словно стены раздвинулись Весеннее солнце щедро метнуло сквозь широкие окна упругие золотые лучики. На стекле стеллажей с тугими рядами книг запрыгали веселые зайчики. Сонные, толстые ковры на полу, тусклые старые картины в тяжелых позолоченных рамах, прежде навевавшие тоску, теперь словно проснулись, разбуженные дыханием весны. Как хорошо, что рядом с ней такие люди. Как хорошо, что существуют в мире искренность и мудрость!

Разговор лился уже свободно, вспыхивая то воспоминанием, то шуткой, в которой своя неизмеренная глубина и бесконечные отголоски человеческого ума и сердца. О эта веселость немолодых людей, за плечами у которых целая эпоха!.. Но мысли уносили Мирославу все дальше.

Прежде всего она обратится к Соцкому. Попросит его вмешаться в это неприятное дело. Ведь когда-то Олег Евгеньевич писал восторженные отзывы о ее работах, он не откажется… Когда дело идет о серьезном, каждый должен отбросить амбицию и руководствоваться только своей совестью.

…Олег Евгеньевич Соцкий выслушал ее внимательно. Мирослава, однако, заметила, что его нисколько не удивила вся эта история. Как будто он уже знал о ней. Олег Евгеньевич был как-то особенно сдержан, даже слишком важен.

Мирославе показалось, что в уголках его узких зеленоватых глаз блеснула недобрая искра и спряталась под короткими ресницами. Заговорил он спокойно, размеренно.

Нет, он не думает, что Мирославе стоит волноваться по этому поводу. На ее месте он был бы только благодарен за такое внимание. Комиссия? Ну и что с того? Пусть разберется, пусть еще кто-нибудь выступит в прессе. Он был бы искренне рад, если бы это действительно была не только закрытая рецензия для министерства, но и публичное выступление. Так сказать, вынести на общий суд… Возможно, это не совсем приятно, зато пусть Мирослава ему поверит, необычайно полезно… Да, да! Всегда, когда тебя хвалят, думай, что ты идешь чужим путем. Что твой путь еще не открылся перед тобой. Вот так!.. Кроме того, он считает, что ему вмешиваться не стоит. Как-никак она здесь работает…