Любить не просто - [62]
Мирослава увидела ее начало! Весна начинается из капли! Стучит она не только о камни улиц, но и в сердца людей. Приносит неудержимую силу пробуждения.
В приподнятом настроении Мирослава шла в институт. Рабочий стол. Груда бумаг папки — поток дел, накануне раздражавший своею неисчерпаемостью, теперь не казался неодолимым. Но с чего начать?
В коридоре решительные шаги. Дверь ее кабинета широко, с грохотом распахнулась. Даже не глядя на входящего, она догадалась: кто-то к ней с возмущением.
В дверях — разгневанный Олег Евгеньевич. Как же это получается? Будет ли, наконец, какой-то порядок в их учреждении? Когда мы научимся уважать рабочее время и человеческий труд?! Их отдел, по заданию заместителя директора Бориса Николаевича Медунки, который сейчас временно отсутствует (эти два слова особо подчеркнуты), добросовестно трудился и отрецензировал рукопись Павла Озерного. А она, Мирослава (бывший шеф подчеркнуто называл ее только по имени), которая должна была с ним посоветоваться, перебросила рукопись академику Кучеренко. Разумеется, авторитет академика для Озерного значит больше… Но позвольте, что же получается? Над одним и тем же заданием работали два отдела. Затрачено времени вдвое больше, чем этого требовал материал. Так не поступают руководители, да будет это известно Мирославе. Она молода, но уж если согласилась сесть в это кресло, надо быть бережливее, в государственном значении этого слова. Существуют принципы, которыми не дозволено пренебрегать; наконец, существует порядок, которого все должны придерживаться…
Мирослава слушала его внимательно, глядя прямо в глаза. Когда тирада Олега Евгеньевича закончилась, выронила сухо:
— Присядьте, пожалуйста… Что-то я не совсем поняла, о чем идет речь и в чем моя вина, помимо того, что я согласилась сесть в это кресло, как вы говорите. Какую рукопись вы имеете в виду?
— А должны бы знать! Хоть бы в свои тетради заглядывали, где ваши секретарши регистрируют материалы, поступающие на рецензию.
Мирослава пожала плечами. Твердо знала: никакой рукописи Кучеренко она не передавала. Но такая тетрадь была, и в записи можно заглянуть. Сейчас она этим займется. И Борис Николаевич не предупреждал насчет Озерного. Кстати, что это за рукопись?
— Мне кажется, вы должны были бы поинтересоваться ею… Древние эпосы.
— В самом деле? Интересно. А… кто же рецензировал?
— Геннадий Александрович Дивочка. Когда-то он был причастен к этому периоду — писал монографию.
— Но ведь она, кажется, не напечатана?
— Мм… Возможно. Но главное не в этом. Рецензия обсуждена в отделе и утверждена. Вот она, Пожалуйста! Вы имели основания опасаться, что такая рецензия не устроит автора, и потому перебросили Кучеренко.
— Да что вы говорите? Я об этом впервые слышу. — Мирослава подняла телефонную трубку. — Иван Дмитриевич, я беспокою вас по поводу рецензии на рукопись Озерного. Когда у вас найдется свободная минутка, зайдите, пожалуйста.
Иван Дмитриевич сердито буркнул:
— Как раз сейчас мы беседуем о ней с автором.
— Прекрасно, когда будет время…
Олег Евгеньевич поднялся.
— Вы тут, надеюсь, сами разберетесь. Вот вам наш материал. А у меня время ограничено. — И вышел уже не так бурно, как входил.
Мирослава взглянула на последнюю страничку рецензии. Заключительные слова были подчеркнуты: «Такая книга вряд ли принесет пользу нашей науке и общественности». Итак, рукопись отклонена. А что же Кучеренко?.. И как, в самом деле, случилось, что два отдела занимались этим делом одновременно?
В книге регистрации материалов было записано, что рукопись Павла Михайловича Озерного передана в отдел Соцкого. Подпись лаборантки Ольги Кравец подтверждала это. Все правильно. Соцкий имел основания возмущаться. Олег Евгеньевич всегда поступает правильно…
Иван Дмитриевич вошел и, шутливо прижав руку к сердцу, начал:
— Мирослава Александровна, я у ваших ног. И, честно говоря, очень жалею, что не могу сбросить со своей седой головы хотя бы лет двадцать. Старость, дорогая моя.
— Вашей старости должны завидовать, Иван Дмитриевич. Такая мудрая, такая светлая…
— Что с того, милая девушка. Знания и опыт берут с человека самую тяжкую дань — молодость! Правда, бывают гениальные исключения. Вы знакомы с Озерным? Ах, да это же Борис Николаевич тогда был, когда он заходил сюда. Светлая, прямо гениальная голова. Хотите, сейчас познакомлю.
— А вы… только знакомы с ним или и рецензировали его рукопись?
— А как же, рецензировал. Мы все читали с интересом. Прекрасный аналитик. Будем предлагать ученому совету.
— Но вот есть еще рецензия отдела Соцкого. Олег Евгеньевич другого мнения… — Мирослава задумалась. — Не понимаю одного: как получилось, что два отдела рецензировали одно и то же… По документам рукопись эта числится за отделом Соцкого, Иван Дмитриевич.
Кучеренко поднял мохнатые седые брови. Нервно вздернул плечо, резко засунул руки в карманы.
— Я не напрашивался на эту работу. Меня уговорил взяться за нее Борис Николаевич. Правда, он выдвинул известные условия, но я не обещал их выполнить… — Он помолчал и уже другим тоном добавил: — Но как может отдел Олега Евгеньевича оценивать научную работу, относящуюся к другому периоду? Вам не странно это, Мирослава Александровна? Кто хоть рецензию-то писал там?
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.