Любимые сказки и рассказы - [16]
- А тебе зачем? - сказал папа.
- Тренироваться, - сказал я. - Потому что я буду боксё-
ром и буду всех побивать. Купи, а?
- Сколько же стоит такая груша? - поинтересовался папа.
- Пустяки какие-нибудь, - сказал я. - Рублей десять или
пятнадцать.
- Ты спятил, братец, - сказал папа. - Перебейся какнибудь
без груши . Ничего с тобой не случится .
И он оделся и пошёл на работу.
А я на него обиделся за то, что он мне так со смехом отказал
. И мама сразу же заметила, что я обиделся, и тотчас
сказала:
- Стой-ка, я, кажется, что-то придумала . Ну-ка, ну-ка, погоди ка
одну минуточку.
И она наклонилась и вытащила из-под дивана большую плетёную
корзинку; в ней были сложены старые игрушки, в которые
я уже не играл. Потому что я уже вырос и осенью мне
должны были купить школьную форму и картуз с блестящим
козырьком.
Мама стала копаться в этой корзинке, и, пока она копалась,
я видел мой старый трамвайчик без колёс и на верёвочке,
пластмассовую дудку, помятый волчок, одну стрелу с резиновой
нашлёпкой, обрывок паруса от лодки, и несколько погре мушек,
и много ещё разного игрушечного утиля. И вдруг мама
достала со дна корзинки здоровущего плюшевого мишку.
Она бросила его мне на диван и сказала:
- Вот. Это тот самый, что тебе тётя Мила подарила. Тебе
тогда два года исполнилось. Хороший мишка, отличный.
Погляди, какой тугой! Живот какой толстый! Ишь как выкатил!
Чем не груша? Ещё лучше! И покупать не надо! Давай трени руйся
сколько душе угодно! Начинай!
И тут её позвали к телефону, и она вышла в коридор.
А я очень обрадовался, что мама так здорово придумала.
И я устроил мишку поудобнее на диване, чтобы мне сподручней
было об него тренироваться и развивать силу удара.
Он сидел передо мной такой шоколадный, но здорово
облезлый, и у него были разные глаза: один его собственный
- жёлтый стеклянный, а другой большой белый - из
пуговицы от наволочки; я даже не помнил, когда он появился.
Но это было неважно, потому что мишка довольно весело
смотрел на меня своими разными глазами, и он расставил
ноги и выпятил мне навстречу живот, а обе руки поднял кверху,
как будто шутил, что вот он уже заранее сдаётся ...
И я вот так посмотрел на него и вдруг вспомнил, как давным-
давно я с этим мишкой ни на минуту не расставался,
повсюду таскал его за собой, и нянькал его, и сажал его за
стол рядом с собой обедать, и кормил его с ложки манной
кашей, и у него такая забавная мордочка становилась, когда я
его чем-нибудь перемазывал, хоть той же кашей или вареньем,
такая забавная, милая мордочка становилась у него
тогда, прямо как живая, и я его спать с собой укладывал, и укачивал
его, как маленького братишку, и шептал ему разные
сказки прямо в его бархатные твёрденькие ушки, и я его
любил тогда, любил всей душой, я за него тогда жизнь бы
отдал. И вот он сидит сейчас на диване, мой бывший самый
лучший друг, настоящий друг детства. Вот он сидит, смеётся
разными глазами, а я хочу тренировать об него силу удара ...
- Ты что, - сказала мама, она уже вернулась из коридора.
- Что с тобой?
А я не знал, что со мной, я долго молчал и отвернулся от
мамы, чтобы она по голосу или по губам не догадалась, что со
мной, и я задрал голову к потолку, чтобы слёзы вкатились
обратно, и потом, когда я скрепился немного, я сказал:
- Ты о чём, мама? Со мной ничего ... Просто я раздумал.
Просто я никогда не буду боксёром.
Яуслышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
- ... Тайное всегда становится явным.
И когда она вошла в комнату, я спросил:
- Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
-А это значит, что, если кто поступает нечестно, всё равно
про него это узнают, и будет ему очень стыдно, и он понесёт
наказание, - сказала мама. - Понял? Ложись-ка ты спать!
Я почистил зубы, лёг спать, но не спал, а всё время думал:
как же так получается, что тайное становится явным? И я долго
не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе,
и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал
завтракать.
Сначала я съел яйцо. Это ещё терпимо, потому что я выел
один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его
не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной
каши .
- Ешь! - сказала мама. - Безо всяких разговоров!
Я сказал:
- Видеть не могу манную кашу!
Но мама закричала:
- Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь.
Ты должен поправиться .
Я сказал:
-Я ею давлюсь!"
Тогда мама села рядом, обняла меня за плечи и ласково
спросила:
- Хочешь, пойдём с тобой в Кремль?
Ну ещё бы." Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в
Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле Царь-пушки
и знаю, где сидел Иван Грозный. И ещё там очень много интересного.
Поэтому я быстро ответил маме:
- Конечно хочу в Кремль! Даже очень!
Тогда мама улыбнулась:
- Ну вот, съешь всю кашу, и пойдём. А я пока посуду вымою.
Только помни: ты должен съесть всё до дна!
И мама ушла на кухню.
А я остался с кашей наедине. Я пошлёпал её ложкой. Потом
посолил. Попробовал - ну, невозможно есть! Тогда я подумал,
что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал".
Ещё хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая,
тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил её. Тут я взял
