Любимец зрителей - [91]
«Я дошел точно до такого же состояния, что и он, я чувствую себя затравленным зверем. Чего от меня ждут? Чтобы я почитал себя за ничтожество? Сам по себе я ничего не значу, это верно. Но мой персонаж? Играю ли я Бурназеля или капитана де ла Мезьера, я не имею права искажать образ своего персонажа. Пусть даже он подается и несколько упрощенно, несколько условно – все равно я обязан оберегать его от искажений. Я имею полное право защищать свой внутренний мир».
Сильвен тоже не находит себе места.
Марилен вернулась поздно. Услышав шаги, Сильвен окликает жену, и она заходит в кабинет. В глазах ее никакого сердитого блеска. Неужто примирение возможно?
– Не знаю, что и думать, – говорит Сильвен, – ты ушла из дому так внезапно.
Марилен спокойно садится. Закуривает «Голуаз».
– Я навещала твою маму, представь себе. Бедная старуха! Ты визитами ее не балуешь.
– Как она поживает?
– Да так себе. Варикозные вены – штука болезненная. Она еле-еле ходит. Все время расстраивается. Из-за тебя. Из-за твоего брата.
Сильвен думает: «Продолжай. Говори. Это помогает преодолеть злобу».
– Приходил инспектор полиции. Наводил о нем справки, – продолжает Марилен. – В связи с угоном машины. Дело темное. Не сегодня завтра он угодит за решетку. И потом, ей хотелось узнать, правду ли пишут в газетах относительно твоего фильма. Знаешь, она страшно гордится тобой. А ведь гордиться-то нечем.
Сильвен протягивает руку – осмотрительно, словно боится вспугнуть птицу, и сжимает запястье Марилен. Она и не высвобождается.
– Читал? – спрашивает она.
– Да.
– Это написал ты?
– Да.
– Неужели ты думаешь, что мне и вправду не хватало Даниеля? Не хочешь отвечать?
– Я не могу.
– Это она вынудила тебя писать эти кусочки письма? Господи, до чего же мужчины глупы. А что это? – Наклонившись к его лицу, она проводит пальцем под носом. – Неужели ты воображаешь, что у нас на глазах пелена? Невооруженным глазом видно, что ты отращиваешь усы. Пока еще под носом у тебя только жалкий пушок, но через месяц ты станешь неотразим. Вот уж она обрадуется. А за усами, несомненно, последует развод? Стоит ли держаться за мужа-ничтожество? Только заруби себе на носу – на развод я не соглашусь. Никогда! И предам гласности письма, которые она не преминет заставить тебя писать.
– Не кричи.
– Но я не кричу.
– Усы мне понадобились по роли.
– Обманщик!
– И этот кусок письма – часть текста, который я набросал для самого себя. В тот день я был зол и подавлен. Одинок.
– Ты не был одинок – ведь кто-то завладел им и теперь шлет мне цитаты. Не станешь же ты морочить мне голову, утверждая, что у тебя его выкрали.
– Согласен, – бормочет Сильвен. – Тут все говорит против меня.
Марилен встает, иронически улыбаясь.
– Хорош он, капитан… как его там величают? Из тех, кто не осмеливается признаться, что заимел подружку, но все же да здравствует Франция.
– Клянусь, что…
– Ясное дело. Когда мужчине нечего сказать в свое оправдание, ему остается одно – давать клятвенные заверения.
Марилен нежно проводит ладонью под его подбородком.
– Милый Сильвен, – изрекает она. – А ведь твоя мама права. Уж лучше бы ты стал фармацевтом. Куда же ты поведешь меня ужинать?
– Разве ты хочешь…
– Ну да. Отныне ты от меня ни на шаг. Пусть она подыхает от ревности.
Странный вечер. Они отправились ужинать к «Липпу». Пожимали там множество рук. Сильвен пребывал как в тумане. «Да, понемножку, мерси… Сущая правда, я возвращаюсь издалека… Худшее уже позади… О! Это всего лишь проект… Ну что же, спросите у Семийона».
Автоматические ответы. Автоматические улыбки.
Марилен блещет всем, чем только можно. Блестят и драгоценности, и глаза. Для всех присутствующих она – олицетворение вновь обретенного успеха. Но пока метрдотель удаляется, она, не переставая улыбаться, шепчет:
– Вон та выдра, справа от меня, рядом с лысеющим толстяком, не говори мне, что это не она!
В этой игре «обмен шпильками» Сильвен обречен на проигрыш. Он решает отмалчиваться. А Марилен забавляется, продолжая выводить мужа из себя.
– Ты выбрал этот ресторан неслучайно. Уверена, что она тоже находится здесь. Посмотришь – я вычислю ее.
Легкий поклон в сторону вошедшей пары.
– Ты тоже мог бы кивнуть им, – укоряет Сильвена Марилен. – Это же Бельяры. Ну и страхолюдина. Впрочем, все они страшненькие. Надеюсь, у тебя-то со вкусом все в порядке.
– Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь?
– Так я всего лишь жалкое создание, – парирует она. – Разве не ты это написал?
Склонив к мужу головку как бы в порыве нежности, Марилен шепчет:
– На какие ласковые слова я вправе рассчитывать в следующем письме?
И тут он вспоминает фразу: «Ты самая бездарная актриса из всех, кого мне дано было встретить».
У Сильвена кусок встал поперек горла. Марилен наблюдает за ним и ехидно улыбается:
– Давай говори, не смущайся.
