Любимец зрителей - [92]

Он передергивает плечами.

– По-твоему, я уродка? Нет? Дело не в этом? Тогда, значит, ты все еще не простил мне, что я была женой Даниеля? Эта заноза осталась в твоем сердце?

Марилен умолкает, выжидая, когда помощник официанта закончит разделывать рыбу. Сильвен неприметно промокает лоб платочком из верхнего кармашка. Она близка к истине и остро чует запах ненависти, но еще не догадывается о ее силе. А вот после нового письма, которое получит, возможно, завтра и где прочтет: «Ты самая бездарная актриса…» Как можно такого рода оценки предать огласке?

Сильвен прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться. Чего ему, в сущности, страшиться Марилен? Она станет метать громы и молнии, осыпать его упреками. А потом будет вынуждена успокоиться. Она не из тех, кто растрезвонит на весь свет: «Сильвен утверждает, что я бездарь». Ему дышится уже легче. Розовое вино, на которое он налегает сверх меры, прочищает мозги. Сомнений нет – таинственный враг задумал его со всеми рассорить. Он разошлет каждому по порции письма: «Вы, Медье, негодяй каких мало…» или еще: «Мой брат, если бы он только посмел, свистнул бы у меня из-под носа лучшие куски…» Подумаешь! Медье наслушался еще и не такого. Николя не в счет. Значит, задетые персоны поостерегутся разглашать инцидент с письмом. Страшны лишь газеты. Попади его письмо на их страницы – и ему крышка. Но ничто не доказывает, что обладатель письма стремится именно к этому. Зачем ему губить свою жертву, если куда забавнее ее изводить?

Марилен наступает под столом ему на ногу.

– Ответишь ты мне наконец?

Сильвен смотрит на нее, но мысли его далеко.

– Извини, я задумался над нашим сценарием. Это твое соображение о Даниеле, который… Нам следует вернуться к этому разговору. Тема соперничества может быть увлекательной, и если ты не прочь нам помогать…

Сильвен угадывает, что Марилен уже готова сложить оружие. Она тоже одержима кино. Вначале роль. А ревность – увидим потом.

– Способна ли ты рассказать про свою жизнь с Даниелем? Нарисовать объективную картину?

– Конечно. В той мере, в какой это касается Даниеля. Я расскажу Семийону все, что он пожелает. Все же ты странный человек, согласись; тебя не поймешь. И если Семийон меня спросит: «Кто такой Сильвен?» – я буду вынуждена ответить: «Понятия не имею. Я даже не уверена, существует ли такой». Закажи мне мороженое, и вернемся домой. Все эти люди меня утомляют.

В тот момент, когда они позвали гардеробщика, прибежал метрдотель и протянул Сильвену меню.

– Господин Дорель, прошу вас… Для моей дочки. Она будет просто-таки счастлива.

И Сильвен черкает автограф.

– И вы, мадам.

Рука Марилен слегка дрожит.

– Благодарствую.

Домой они возвращаются молча. Сильвен направляется было в спальню для гостей. Марилен удерживает его за рукав.

– Ты покидаешь меня?

– Разве так не лучше?

– Дурачок!

– Сюрпризик от шефа, – объявляет Семийон.

Он приволок объемистый сверток и со вздохом облегчения водрузил его на письменный стол.

– Оттянул всю руку.

– Что это? – полюбопытствовал Сильвен.

– Сейчас увидишь. Подай-ка ножницы.

Семийон разрезает бечевки, туго перехватывающие грубую оберточную бумагу.

– Мой чемодан набит грязным бельем. Пришлось обойтись первым, что попалось под руку.

Расправив обертку, он извлекает на свет божий одежду из красной материи, закрученную в сверток как попало.

– Ваша шинель, мой капитан.

В развернутом виде шинель, придерживаемая за кромку рукавов, кажется впору великану.

– Набрось-ка на себя. И это еще не все.

Он швыряет на спинку кресла доломан, брюки, кепи.

– Придется все хорошенько отутюжить. Немного освежить. Попроси свою бабу… пардон… жену. Я вообразил себе, что мы уже в Африке. Только не вздумай донимать меня вопросами, соответствует ли этот костюм эпохе. Почем я знаю, как одевался этот Бурназель. Он был порядочным оригиналом. Я взял эти вещи напрокат, якобы для бала-маскарада. Как-никак, а костюм помогает создать себе представление о персонаже.

И тут является Марилен. Она еще незнакома с Семийоном. Сильвен знакомит их без излишних церемоний. Марилен сразу растаяла и сложила руки перед костюмом, словно он предназначен ей. Потом взяла шинель и, приложив к груди, очень по-женски, обернулась к Сильвену.

– Давай-ка примерь.

– Ты думаешь?..

– Разумеется, – говорит Семийон. – Нам не терпится посмотреть на тебя в этом облачении.

Он заговорщицки улыбается Марилен, пока Сильвен перекидывает на согнутой руке брюки и куртку.

– Куда пошел? – спрашивает Семийон.

– Я… в спальню.

– Тоже мне, красная девица. Не стесняйся! Он у вас всегда такой?

– Всегда, – шутит Марилен.

Сильвен смущен, счастлив и ворчлив в одно и то же время. Он сердится на них. Он сердится на себя за то, что сердится на них. Он чувствует себя смешным в этих брюках-юбке, которые топорщатся вокруг ног.

Семийон раскурил трубку и отклонил голову, как бы присутствуя при показе мод. Марилен восседает на подлокотнике.

– Что-то не так – материя топорщится вокруг левой лодыжки, – замечает Семийон. – Как ты считаешь?

Он обратился к Марилен на «ты», но тут же спохватился:

– Прошу прощения. На работе я со всеми на «ты». Ты не против?

– Да нет же, нет, – спешит заверить его Марилен.