Лю - [2]

У парапсихологии есть что-то общее с Иностранным легионом: папа занялся ею из-за отчаяния. В те времена, когда он познакомился с моей мамашей, — как-то вечером он соблазнил ее за карпаччио[1] в «Пицца Пино» на Монпарнасе (сейчас этого заведения уже не существует) — он мечтал стать художником. Его кумиром и примером для подражания был Модильяни. Папа мечтал стать таким же знаменитым, но не таким же нищим. Он стал таким же нищим, но не таким же знаменитым. Вскоре он оставил кисти и краски — жестокое «прощай» карьере! Свои мечты он перенес на меня. Я должна была стать новой Соней Делоне, Розмари Трокель, Синди Шерман… Я всегда была разумной, послушной, может быть, даже слишком. Папа хотел, чтобы я рисовала. И я рисую. Рисую в стиле «Мондрианского утра» Малевича. Разноцветные яркие геометрические фигуры: раздробленные на части треугольники, квадраты, окружности. Это сложно. Однако менее сложно, чем фигуративное искусство. Рисунок, изображение анатомии человека и прочее уже отжили свой век — у-ста-ре-ли! — так же, как и живопись. Впрочем, я рисовать не умею, но все-таки рассчитываю поступить на факультет искусств, хотя так и не получила степень бакалавра. Но я уверена, что если потянуть за кое-какие ниточки, то можно сдать вступительные экзамены и без степени. Моей подруге Баб (Бабетте) это удалось.

Итак, папа сказал: «Нужно, чтобы о тебе заговорили». Он подсократил свои расходы, и я смогла напечатать в открыточном формате свой последний шедевр — крупномасштабное творение под названием «Органастм».

Я рисую каламбуры. Это папина идея, основанная, по его объяснению, на теориях Лакана (того самого!) и «тель-кельянцев» (структуралистов, выпускавших в семидесятые годы журнал «Tel Quel»).

«Органастм», которым когда-нибудь будут восхищаться в МСИ — Музее современного искусства в Нью-Йорке, — это сочетание основных цветов: желтого, красного и синего, которыми раскрашена композиция из первичных фигур — кругов, треугольников и квадратов. Это полотно — результат тщательного анализа структуры картины Давида «Похищение сабинянок». Абстрактные круги на моем шедевре обозначают круглые щиты, которыми размахивают римские солдаты; треугольники, наклоненные в разные стороны под большими или меньшими углами, формируют обнаженные руки-ноги основных действующих лиц сцены; квадраты стен и башен римской цитадели вздымаются на заднем плане картины. Тот, кто знает Давида, поймет, о чем я говорю. Остальные невежды могут идти своей дорогой — мои «Мемуары» предназначены не для них. Пусть эти unhappy[2] катятся к черту! Со временем все будут гоняться за моими картинами. И это обязательно осуществится, когда я стану богатой и знаменитой!

Отметьте также, что два синтагматических блока «орган» и «астма», составляющие название моего творения, взаимно связываются в фонетическом плане сочетанием горловых согласных «р» и «г» и дентальных, или зубных, «с» и «м» и весьма напоминают дыхание, формирующееся в горле и доходящее до зубов и губ, как эхо криков сабинянок, насилуемых при похищении, в то время как в семантическом плане та же концепция дыхания выражается в противоречии понятий «орган» (музыкальное проявление дыхания) и «астма» (завершение того же самого дыхания удушающим кашлем). Таким образом, наслаждение и смерть, жизнь и небытие, две фундаментальные грани всего человеческого фатума (как напишет однажды журнал «Арт-пресса», когда мой гений будет признан), отражают конечную мысль моего полотна как в лингвистическом, так и в изобразительном плане.

Видите, какая я умная, хотя мне и отказали в степени бакалавра. Впрочем, эта степень девальвировалась уже настолько, что если бы мне ее и захотели вручить, я бы не унизилась до того, чтобы ее принять. Своей эрудицией я обязана папе, то есть разговорам с ним и его богатой библиотеке (улица Гут д'Ор), которую я проглотила целиком от А (Альтюссер), Б (Барт) и Д (Деррида) до Т (Тцара) и Ю (Юнг), пройдя через 3 (Задкин), К (Кошут), М (преподобный Мун), С (Исидор Севильский) и Э (Умберто Эко).

В десятке картин, которые я уже «расчленила», можно найти «Ангела, несущего благую весть» и «Сцену» (намек на да Винчи). Я также отдала небольшую дань уважения, немного льстивую, президенту нашей республики Миттерану, так много сделавшему для искусства; но я не слишком довольна своим «Блуждающим мифом[3]»: это просто белый квадрат.

Я отправила открытку с репродукцией «Органастма» более полусотне современных художников, а также Ипустэгю, который, как и я, работает в манере каламбура, только в жанре скульптуры. Ему принадлежит, между прочим, величественная бронзовая статуя, воздвигнутая перед Арсенальной библиотекой в память Рэмбо — «человека, оторвавшегося от земли». Эта статуя представляет собой персонаж, чье лицо скрывается за ступнями ног в результате акробатического изгиба тела, и получается, что подошвы, занимающие весь передний план, находятся прямо на лице.

Я также разослала эти открытки актерам, кутюрье, режиссерам, певцам и, так как у меня остались еще две неиспользованные, — писателям ЖДД и его большому другу и соратнику СС.