Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли - [69]
Мы громко сигналили на каждом повороте, шарахались в сторону от любой машины покрупнее велосипеда и так, медленно, но верно, продвигались по знакомой дороге, чтобы вновь выйти на Панамериканскую магистраль. Весь путь наверх был мучительным повторением спуска — колдобины, крутые повороты и неожиданная смена растительности, от зеркально гладких рисовых полей и причудливых вееров банановых пальм до холодных, открытых всем ветрам paramos[30]. Поля волнующейся на ветру пшеницы колыхались, как колеблемое легким ветерком озеро на закате, напоминая гигантскую шахматную доску из зеленых и золотых клеток. На токах неустанно, как по цирковой арене, кружили лошади, вымолачивая пшеницу копытами, а на гребнях и отрогах гор индейцы в красных плащах и штанах из длинношерстной свалявшейся овчины пасли стада овец и коз. Неподалеку от Куенки, центра так называемой шляпной промышленности Эквадора, стали встречаться идущие на базар женщины. Их пламенеющие юбки и целые башни еще не законченных шляп на головах были видны за много миль.
Считалось, что в Панамериканской магистрали есть пятидесятимильный перерыв, как раз между Куенкой и границей с Перу. Впрочем, говорили, что в сухую погоду здесь проехать можно. Ближе к границе дорога превратилась в едва заметную тропинку между высокими сейбами и низким кустарником. В сезон дождей тут было бы болото, но сейчас, в августе, мы проехали без всякого труда, если не считать целого облака удушливой коричневой пыли. После какого-то пограничного инцидента в зону стянули довольно много войск и пограничных застав стало великое множество. На протяжении этих пятидесяти миль нас четырнадцать раз останавливали и требовали документы.
Въезд в Перу совершился без всяких осложнений. Пограничники в аккуратнейших мундирах, проверив разрешение на машину, поставили штампы на наши паспорта, и мы мысленно благословили автоклуб Кито. В Тумбесе, пограничном городе Перу, нам задали несколько дополнительных вопросов о положении по ту сторону границы, но боюсь, что офицер, который нас расспрашивал, остался невысокого мнения о наблюдательности американцев.
«Черепаха» торопливо глотала черную ленту асфальта, пересекавшего лунообразную поверхность бесплодного севера Перу. Иными словами, она шла со скоростью тридцать пять миль в час. Из Тумбеса, порта на берегу Тихого океана, откуда четыреста лет тому назад Писарро начал свое кровавое покорение Перу, древнюю дорогу, проложенную инками на тысячи миль к югу, заменила Панамериканская магистраль. Древний путь давно покрыл рыхлый желтый лесок, но возле Трухильо мы увидели печальные следы прошлого: вокруг на сотни акров все было усеяно курганами. Чан-Чан, столица доинковской империи Чайму, напоминал о себе развалинами каменных храмов и дворцов и каналом, по которому сюда из прибрежных Анд была проведена вода. Некоторые курганы раскопали, и в них виднелись желтые, как охра, срезы — следы опустошения, причиненного дождями, ветрами и человеком; но возле Чиклайо владелец огромной с искусственным орошением плантации сахарного тростника сеньор Ларко Ерера хранил трофеи раскопок в своем личном музее. В тускло освещенном помещении лежали мумии древних воинов, свернувшиеся калачиком, как плод в утробе матери. Ткани, в которые они были завернуты, сотканы тысячи лет назад, однако рисунок виден совершенно отчетливо — вероятно, сыграла свою роль необычайная сухость воздуха. Вокруг воинов разложены их медные ножи, костяные гребни, деревянные боевые дубинки и ритуальные маски. Позабыв о времени, мы бродили из комнаты в комнату, пока одна глиняная статуэтка не рассмешила меня и не вернула обратно, в двадцатое столетие, — это был пузатый человечек, до невероятности похожий на близорукого мистера Магу.
Писарро, по-видимому, оставил в Трухильо нескольких жестоких потомков. Когда мы обошли крутом весь тихий городишко и вернулись к нашей «Черепахе», оказалось, что здесь не так-то уж тихо. Десятки юнцов в мундирах высшего военного училища карабкались на крышу машины, стараясь взломать окна, и во всю пускали в ход перочинные ножи, чтобы вырезать свои имена на деревянной корме джипа. Я возмутился, Элен пришла в ярость. С помощью Дины она пригвоздила одного из хулиганов к борту машины.
— Но ведь таков наш обычай, — с невинным видом объяснил он, пожимая плечами, и, приведя этот весьма неубедительный довод в пользу вандализма, удрал.
— Современные варвары, — всхлипывала Элен, огорченно проводя пальцами по глубоким царапинам на гладкой поверхности, которую она так старательно обрабатывала наждаком. В десяти странах «Черепаха» получала свои шрамы только в пути, как и следовало ожидать, но в Трухильо было положено начало совсем иному обращению с ней. С этих самых пор джип стал общественной собственностью, и его разукрасили именами, номерами телефонов и сердцами, проткнутыми стрелой, причем в качестве инструментов использовали все, что попадалось под руки, — крышки от бутылок, битое стекло, проволоку реже более привычные карандаш или перо.
Над Лимой нависли низкие облака, что вполне соответствовало нашим мрачным предчувствиям. Другие туристы болтали о том, где можно дешево купить поделки из перуанского серебра, или беспокоились, как бы тайком вывезти из страны запрещенные к экспорту ковры vicuna
