Ля-ля, детка! - [13]
Несмотря на всё это моя мать никогда не хотела развода. И ведь симпатичная же женщина… А он… Любой физический недостаток мамы (да и любого человека) — божественная симфония рядом с поведением папашки. Зло вообще не может быть привлекательным: оно — лишь уродство и ничего более.
Понятно, что скоро маме стало полностью наплевать на себя. После замужества она больше уже никогда не ходила в бассейн, не шила себе платьев и не связала до конца ни одной вещи. Любимая ее фраза того периода: "Все дела нужно доводить до конца, Света!".
Сорок квадратных метров нашей квартиры вслух назывались общежитием. Тут каждый жил своей жизнью, не обращая внимания на другого. Никаких "Вместе" не существовало. Родители не путешествовали и не ходили в походы. Ведь у нас же не семья, а так — общага задрыпанная. И деньги тут ни при чем. Можно, конечное, раскатать губу и помечтать о бездонном, таинственном Байкале. О Каспии. Представить себя на побережье Прибалтики, где сосны роняют свои слезы прямо в море. Вспомнить Карпаты, укрытые лесами, и поля Крыма — в розовом цветении лаванды. Но если люди любят друг друга, то любой мелкий городок Киевской области покажется им курортом. Копеечные билеты на электричку, и перед вами — провинция с ее музеями и выставками. Родители же жили одной работой, считая развлечения и счастье чем-то позорным. Круглый год они не выезжали за город, оставаясь в стенах уродливой бетонной коробки под вечно работающий телевизор. Ух, как же я ненавижу этот ящик!!! Уверена, что ад — это место, где не выключается телевизор. И вот на двенадцатом году их брака у них, наконец, появилась дача, которая стала очередным самоистязанием.
— "А какой там дом, мам?".
— "Старый, наверное".
— "А обои там есть? Есть, да? А какие?".
— "Зеленые"..
Уже на месте в два голоса: "О-ляля!". "Вот это так обои!".
Для начала туда нужно было добираться с пересадками: прямого автобуса не было. Дорога занимала четыре часа, за которые тебя укачивало так, что из автобуса ты выползал с зеленым лицом. Лишь через несколько лет появится запорожец, и сто пятьдесят километров уложатся в два часа. И вот мы на месте. Наш дом… Старая глиняная мазанка с провалившимся полом уже лет десять как просится на снос. Крысы и змеи на правах членов семьи плодятся под полом… Их уже никто не боится. В селе — ни озера, ни речки, ни хорошей земли. Серая пустыня не идет ни в какое сравнение с плодородными участками Херсонщины на Днепре. Здесь, в этом медвежьем углу, ветви белого налива не свисают до земли под тяжестью плодов. Красные маки не шевелят головками на ветру. И вместо того, чтобы нырнуть в реку с мостика в конце своего участка, нужно полтора часа идти пешком по жаре. Результат: изжаленые крапивой, сбитые и стертые до водяных пузырей ноги. Лицо и тело — до отека искусаны оводами.
— "Вова, смотри, быки бегут! Тот, что с краю, тощий такой, — на тебя похож!".
— "Зато на тебе красная футболка, давай, снимай её!".
— "Ты что обалдел? Я без купальника!"..
— "Тебе кранты".
Большой черный самец отделяется от стада и резвым галопом бежит прямо на нас. Я сбрасываю футболку и прячусь за спинами моих друзей.
Делать на даче нечего, кроме как вкалывать раком все светлое время суток. Чтобы вырастить урожай, нужно очень и очень постараться. Деревьям не хватает воды и две трети зеленых плодов опадают на землю. Даже если случается сильный дождь, почва не промокает вглубь больше, чем на пол сантиметра. Удивительно, если учесть, что вокруг одни болота, над которыми висит вечно звенящая туча насекомых… Но в детские годы какое может быть недовольство? Мы радуемся всему. Природе, дождю с молнией, туалету с выносным ведром… Цветущим акациям и коровьему водопою. Гигантской столетней груше и качелям на яворе… В укропной грядке, в саду и под домом водятся ужи. А в черной воде копанок — до десятка разноцветных лягушек и жаб. Соседи держат кроликов, с которыми можно играть… Ушастые не сидят в клетках, а бегают по двору целый день. От газона теперь — одно воспоминание. Чистая, обжигающе холодная вода из колонок и колодцев. Особенно красивы колодцы-журавли, построенные по типу противовеса. Конопатая Наташка жутко гордится, тем что у них такой колодец. Ведро взмывает с пятиметровой глубины за несколько секунд почти без усилий. Мы гуляем по селу и смотрим, где еще над забором выглядывает журавлиный "клюв".
Вместе с сестрами мы совершаем вечерние прогулки по бескрайним полям.
— "Свет, пойдем, я покажу тебе большое дерево".
— "Вот, смотри! У вас такое есть?".
— "Какое оно круглое! Как плетеная корзинка!". Нижние ветви дерева и в самом деле лежат на земле. Их размах — тридцать метров, и столько же укладывается в высоту до самой верхушки.
— "Девочки, трава мокрая, не убегайте далеко!" — (это уже голос Лялиной мамы откуда-то издалека).
Мы оказываемся с Лялькой на лугу, где яркие цветы покрывают землю до самого горизонта. Тысячи белых мотыльков вылетают из под ног целыми роями. Они как те воздушные змеи ныряют среди травы тут и там. В воздухе носятся голубые и зеленые огни светляков. Позже, днем мы делаем зарисовки на природе. А с подругами ходим в лес за ягодами и орехами… "Осторожно, тут много гадюк!". "Где она?" "Да ты сама как гадюка!" — ржет Танюха. Белобрысая Лариска обижается: она очень гордится своими кудрями и хорошенькими овальными зубками. Юля-Викинг нашла новый куст и под ее тяжестью ветки трещат и ломаются, будто в лещину залез медведь. Это все задница — в ней все дело! Все бегут туда, чтобы успеть надергать горсть мелких лесных орешков в зеленых ворсистых "тулупчиках". Тут вообще каждый день открываешь для себя что-то новое. Жизнь в округе кипит — не что в городе. Многозначительная тишина наполнена звуками. Каждая травинка растет, и если присмотреться хорошенько, можно даже увидеть как и услышать тихий скрип растущих стеблей. Под каждым цветком, или соломинкой, можно встретить жучиный выводок. Поэтому многочасовый труд в огороде и саду нам не в тягость. Чего нельзя сказать о маме. Она то думала о даче, как об отдыхе. Но принцип их семейной жизни: "Никаких развлечений, только труд" — догнал её и здесь. Тирания и скандалы Бредди продолжаются. У них на все разные взгляды — даже на лунки для помидоров. Ничего нельзя сделать спокойно — без указок, дерганий и ежеминутной нервотрепки. Только на даче, в отличие от города за нами наблюдают десятки любопытных сельских глаз.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».