Лузитанская лира - [47]

Не взыскан жизнью и не обогрет,

От неба жду последнего удара,—

О да, различий между нами нет,

Похожи мы… Но лишь в одном не пара:

Ведь если мы равны по части бед,

То где мне до тебя по части дара!..

«Голубоглазый, смуглый, исхудалый…» © Перевод Е. Витковский

Голубоглазый, смуглый, исхудалый,

Не великан, однако не мозгляк;

Глаза — с грустинкой, как у всех бедняг,

С горбинкой — нос, притом весьма немалый;

Ценящий больше страсть, чем идеалы,

Оседлости неумолимый враг,

Отравы ада пьющий, как маньяк,

Сколь ни темны от сих питий бокалы;

Поклонник сразу тысячи божков

(Девиц, прошу прощения покорно),—

Спешащий в церковь реже, чем в альков,—

Таков Бокаж[115] — в нем есть таланта зерна.

Точней, он сам решил, что он таков,

Пока терзался ленью непритворно.

«Уже Зимы растаяла короста…» © Перевод Е. Витковский

Уже Зимы растаяла короста,

Оделись юной дымкой дерева;

Луга полны ромашек, и в права

Весна вступает ласково и просто.

Повеяло дыхание норд-оста,

Амурам срок пришел для баловства,

В прохладном Тежо светит синева,

И видно в травах ускоренье роста.

Марилия, любезно соизволь

Взглянуть на эти листья, эти всходы,—

Со мною вместе им хвалу глаголь!

Зачем Двору слагать пустые оды?

Нам быть с тобой приятнее насколь,

Любуясь вешней благостью природы!

«И Солнца диск, и золотые блестки…» © Перевод Е. Витковский

И Солнца диск, и золотые блестки,

Что иногда сгорают на лету,

И та, что для влюбленных в темноту,

Как лицедей, восходит на подмостки,—

И вал морской, что бьется в берег жесткий,

И снег, присущий горному хребту,

Родник, что служит людям и скоту,

И на полях — колосья-недоростки,—

Зеленый лист, и жалящий москит,

И муравей, и жук, чуть зримый глазом,

Мне всё в Природе ясно говорит:

Поверить обстоятельным рассказам

О том, кто в мире всё животворит,

Помимо Веры — помогает Разум.

«Напрасно Разум мерит бездну рока…» © Перевод Е. Витковский

Напрасно Разум мерит бездну рока,

И жаждет, мраку противостоя,

Знать о грядущих вехах бытия:

В предположеньях не бывает прока.

Я полагал (солгав себе жестоко),

Что есть во мне хотя бы гран чутья,

Я полагал, что ты, Любовь моя,

Дождешься предназначенного срока!

О Небо! О Земля! В какую тьму

Я скорбь мою о сем обмане спрячу?

Во слепоту так просто впасть уму!

Все те, кто уповает на удачу,

Вы, чей удел подобен моему:

Учитесь у меня хотя бы пла́чу.

«Луна-пастушка на простор небесный…» © Перевод Е. Витковский

Луна-пастушка на простор небесный

Выводит звезды, как заведено:

Безумный Алкмеон[116] давным-давно

В такую ночь спасался тьмой древесной.

Меня снедает ужас повсеместный,

И от него сокрыться не дано:

На ком лежит преступное пятно,

Тому весь мир тюрьмой предстанет тесной.

Спасенье — мрак… Но нет! В моем мозгу

Уже лучи Рассвета засквозили:

Я никуда от них не убегу!

О где, Судьба, сияющих воскрылий

Я, наконец, не созерцать смогу?

Не отвечай, — я знаю, что в могиле.

«Уже в чужих краях пускавший корни…» © Перевод Е. Витковский

Уже в чужих краях пускавший корни,

Уже не раз бывавший на мели —

Я всех бедней из бедняков земли:

Что может быть печальней и бесспорней?

Фортуне грозной — можно ль быть покорней?

Желания из сердца истекли,

Но умереть от родины вдали —

Я ведаю, удела нет позорней.

Ах, не поступишь Року вопреки.

Пресечь мои страданья и болезни Лишь

Смерть могу просить я по-мужски:

Взываю — будь же в мире всех любезней,

Спаси меня от гибельной руки,

Столь беспощадно волочащей к бездне.

«О Смерти лик! О Ночь, которой ведом…» © Перевод Е. Витковский

О Смерти лик! О Ночь, которой ведом

Страдалец, возрыдавший, трепеща!

Поплакать дай с тобою сообща,

Наперсница моим старинным бедам!

Велит Любовь — лишь за тобою следом

Брести, средь складок твоего плаща

Стенанью моему приют ища —

О той, что душу поразила бредом.

Вы, чудища, лелеемые тьмой,

Немые привидения и совы,

Скорей ко мне найдите путь прямой —

Откликнитесь на стоны и на зовы,

Чтоб, наконец, смутив рассудок мой,

На душу Ужас наложил оковы.

«О дней моих печальных вереница…» © Перевод Е. Витковский

О дней моих печальных вереница,

Скорей подобная чреде ночей!

Я снадобья не испивал горчей,

Чем то, которым вынужден опиться.

Угрюма и незыблема темница,

Почти парализован свет очей.

Я слышу лишь тоскливый звон ключей,

Тюремщиков одни лишь вижу лица.

За мной решительно закрыта дверь:

Кто заточен — тот возражать не властен.

Страдание — попробуй-ка измерь.

Но плачу я, бессилен быть бесстрастен:

Любовь и Дружба — где же вы теперь?

Вы столь же далеки, сколь я несчастен.

«Ты, кем на свод небесный невесомо…» © Перевод Е. Витковский

Ты, кем на свод небесный невесомо

Армады звезд ведо́мы ввечеру,

Пред кем владыки — пепел на ветру,

Пред кем Земля — ничтожнее ато́ма;

Господь, рекущий людям гласом грома,

Склоняя их к терпенью и добру —

Увы, о Благолюбии в миру

Теперь его печаль неизрекома.

Ты, смертный, молишь, токи слез лия,

О нисхождении к своей особе —

Но провещает высший судия:

Творивший зло — не ведай сна во гробе!

И облечется, знай, душа твоя

Возмездным адом — воздаяньем злобе.

«В узилище, где мне пришлось так туго…» © Перевод Е. Витковский

В узилище, где мне пришлось так туго,

Где я — почти в могиле — смерти жду,

Однако грежу и томлюсь в бреду;

Где бытие — подобие недуга;

Где тягота чрезмерного досуга

Ведет рассудок смутный в поводу —