Лузитанская лира - [31]

Устав от снов, где сил восстать возьму!),

Неверною походкою слепого

Я ухожу к высокому холму,

Сажусь и предаюсь своей печали,

Под светом солнца погружен во тьму.

И вижу в мыслях я родные дали,

Но взор вотще б услады в них искал:

Они былую прелесть потеряли.

Я вижу лишь нагие глыбы скал.

Поля иссохшие я вижу — те же.

Где прежде каждый цветик взор ласкал.

И вижу я хрусталь чистейший Тежо,

И резво крутогрудые суда

Скользят по влаге ласковой и свежей,

Которая уносит их туда,

Куда — на веслах иль под парусами —

Желание влечет их иль нужда.

Следя за ними грустными глазами,

Молю я воду, хоть глуха она

К скорбям души, что изошла слезами:

Остановись, не убегай, волна!

Коль не уносишь в порт меня желанный,

Хоть слезы унеси мои сполна,

Покуда день и радостный, и жданный

Меня, счастливого, не приведет

Туда, куда спешишь ты невозбранно.

Увы! Едва ли этот день придет:

Жизнь кончится быстрее, чем изгнанье,

Смерть начеку — не милует, не ждет.

Но коль меня в печали и в стенанье

Застигнет смерть — куда душе идти

Во власти нетерпенья и незнанья?

Ведь если в Тартар приведут пути,

Боюсь, и Лете ведома едва ли

Боль горше той, что у меня в груди.

Когда бы и Тантал[74], и Титий[75] знали

Про эту боль, свою в сравненье с ней

Они бы наслажденьем почитали.

При этой мысли стражду я сильней:

Питая жизнь мою, воображенье

Мне думы шлет, одна другой грустней.

Но раз удел мой — скорби и лишенья,

Осталось мне, чтоб муку превозмочь,

Воображать былые утешенья,

Пока меня навек не примет ночь

Иль день благой не встречу я, ликуя,

Когда Фортуна сможет мне помочь,

Коль ей дано менять судьбу такую.

ЛУЗИАДЫ (фрагменты) © Перевод А. Косс

Из песни IX («Остров Любви»)

51. Итак, плывут по морю корабли;

Им запастись бы надо влагой пресной —

Ведь долог путь до отческой земли

По шири волн, под твердию небесной.

Вдруг видят мореходы, что вдали

Над морем остров высится безвестный.

То было в час, когда на небосклон

Выходит та, кем был рожден Мемнон[76].

52. Тот остров, и приветный, и зеленый,

Гнала Венера по кристаллу вод

(Так ветер гонит парус отбеленный)

Туда, где видела могучий флот.

Богинею всесильной окрыленный,

Судам навстречу остров сам плывет,

Чтоб мимо второпях не пролетели:

Цитера[77] не отступится от цели.

53. Когда ж к нему направились суда,

Она остановила остров властно:

Так Делос замер недвижим, когда

Приютом для Латоны[78] стал злосчастной,

Что двойнею божественной горда.

Там был залив, удобный, безопасный,

И пестрые ракушки средь песка

Рассыпала Венерина рука.

54. Там три холма вздымались горделиво,

Густою зеленью лаская взгляд:

Казалось, изумрудов переливы

Одели остров в радостный наряд.

С холмов ручьи стекают, их извивы

Средь белоснежных камушков блестят

Прозрачной влагой, быстрой и певучей,

И брызги радужной взлетают тучей.

55. В долине, что промеж холмов легла,

Слились ручьи, струи соединили:

Гладь озера недвижна и светла,

Над ней деревья головы склонили —

Глядятся в воды, словно в зеркала.

Как будто прихорашиваясь или

Как будто созерцая свой портрет,

Чтоб сходства полного постичь секрет.

56. Как пышны, как благоуханны кроны

И как прекрасны спелые плоды:

Под тяжкой ношей клонятся цитроны

И все же ношею своей горды;

И схожи с грудью девичьей лимоны:

Так дивно вылеплены, так тверды!

И блещут апельсины налитые,

Как будто кудри Дафны золотые!

57. Украсили вершины трех холмов

Алкидов тополь[79], лавр, что Аполлоном

Любим вдвойне; почетней нет венков!

Кипридин мирт[80] растет везде по склонам,

В сосне Кибелы оживает вновь[81]

Фригийский бог, что умер оскопленным,

И кипарис верхушкой, как перстом.

Указывает ввысь, где горний дом.

58. Все, чем дарит Помона[82] садовода,

Здесь без труда растит и без хлопот

Могучая и щедрая Природа:

Вкуснее здесь и вишни рдяный плод,

И персик, что, не требуя ухода,

Здесь лучше, чем в краю родном, растет,

А ягода душистой шелковицы,

Иссиня-черная, как шелк, лоснится!

59. От спелости растрескался гранат,

И зернышки его пурпурней лала[83],

И с вяза свесил гроздья виноград:

Те — зелены, те — сок наполнил алый;

А груши пташек-лакомок манят,

Им прятаться средь листьев не пристало,

Ведь жадный клюв отыщет их везде:

Что ж, чтобы жить, покорствуйте беде!

60. Ковер, которым устлан дол тенистый,

Ни пышностью своей, ни красотой

Персидским не уступит: мягкий, чистый,

Он — украшение долины той.

Чело Нарцисс склоняет остролистый

Над безмятежной ласковой водой,

Сын-внук Кинира венчик в травах прячет[84]:

Доселе по нему Киприда плачет.

61. И не сказать, сравнив земли наряд

И благолепье горнего простора,—

Цветы ль Авроре красоту даря́т

Иль красоту дарит цветам Аврора.

Зефир и Флора чудеса творят:

Гордятся нежной прелестью убора

Ромашка, ирис; роза взор мани́т

Румянцем свежим девичьих ланит.

62. Бледны левкои, как влюбленных лики,

Росой омыты лепестки лилей,

Вот майоран, а вот средь повилики

Являет гиацинт, краса полей,

Две буквы — и роняет солнце блики

На сей цветок, что всех ему милей[85],

А в небесах поют и вьются птицы,

А на земле тварь всякая резвится.

63. Глядит олень в стекло прозрачных вод.

Среди ветвей распелась Филомела.

И, вторя ей, по озеру плывет

Красавец лебедь, гордый, снежно-белый:

Вот заяц быстрый промелькнул, а вот

Лань глянула из чащи оробело.

Пичуга ко гнезду стремит полет