Лузитанская лира - [30]

            Раскрыть врата темницы,

Где Пирифой закованный томится.

ЭКЛОГА VIII (Рыбацкая) © Перевод А. Косс

Пылает к Галатее белокурой

Рыбак Серено: бедный обречен

На медленную смерть судьбою хмурой.

В тот час, когда, трудами увлечен,

Всяк невод свой из глубей Тежо тянет,

Беспечным ветрам жалуется он:

— Когда ж, о Нимфа, день благой настанет

И обратишь ты слух к моим речам?

Иль жалкое меня безумье манит

К твоей улыбке, голубым очам?

Но нет без них душе моей покоя,

Хоть всю тщету упорства вижу сам.

Коль милосердье есть в тебе людское,

Коль чья-то трогает тебя беда,

Со сделкой согласись, молю, такою:

Тебе я душу отдал навсегда —

Дай мне взамен хотя бы взгляд небрежный.

А коль моя злосчастная звезда

В сей милостыне мне откажет нежной,

Тебе крыла Эрота подарю,

Упавшие в погоне безнадежной

За девою, что я боготворю.

Ее красот и жемчуг недостоин.

Но тщетно я вздыхаю и горю:

Коль ветер стих, морской простор спокоен,

А у меня в душе покоя нет,

И хриплый хор скорбей моих нестроен.

Покуда не зардеется рассвет,

В тумане спят Арра́бидские горы[71],

И слеп их камень, солнцем не согрет.

Меня же ослепляет свет, что взоры

Твои струят: голубизну свою

Им отдали небесные просторы.

Шлю вздохи ветрам, втуне слезы лью,

Хоть замирают трепетные волны,

Когда о скорби и любви пою

При всплесках весел под луною полной,

И добрые дельфины вслед за мной,

Плывут, внимая, свитою безмолвной,

И море тихо, кроток час ночной.

Так провожу я жизнь в тоске и плаче,

А ты, смеясь, проходишь стороной.

Или немил тебе удел рыбачий —

Сеть жалкая, да утлый мой челнок,

Да бедность, да погоня за удачей?

Как знать, быть может, минет малый срок,

И я вернусь с добычею богатой —

Иным от моря был немалый прок.

Но чистой красоте противна плата,

Что Тежо прячет в токе светлых вод:

Цена ей — вечная любовь, не злато.

Так пусть, о нимфа, взор твой упадет

На берег ближний: имя Галатеи

На шелковистом он песке прочтет[72].

Ветр и волна щадят его, не смея

Коснуться букв, что я три дня назад

Чертил — Амур водил рукой моею.

С его же помощью нашел я клад

Из редких раковин, больших и малых,

И для тебя сорвал в стране наяд

Коралла ветвь; известно о кораллах —

В воде мягки они, как те слова,

Что жажду я из уст услышать алых:

Надежда, вопреки всему, жива!

СЕКСТИНА © Перевод А. Косс

Уходят от меня дни краткой жизни,

Коли могу еще сказать, что жив я;

Сколь время быстротечно, видят очи.

Скорблю о прошлом — и покуда в слово

Я скорби претворяю, дни проходят:

Минуют годы, остается горе.

О горькое мучительное горе!

Назвал я краткой жизнь — нет, в долгой жизни

Мне муки суждены, что не проходят.

Мне все едино, мертв я или жив я.

К чему я плачу? И на что мне слово.

Коль обмануться не дают мне очи?

О светлые и ласковые очи!

В разлуке с вами я изведал горе,

И передать его бессильно слово.

Коль в этой долгой, в этой краткой жизни

Меня ваш взгляд коснется, значит, жив я

И все во благо, скорби же проходят.

Но вижу я, что скорби не проходят

И прежде грустные сомкну я очи,

Чем у́зрю ту, чьей светлой властью жив я;

Перо, чернила мне помогут в горе,

Чтоб я поведал о докучной жизни:

В невзгодах верность мне хранит лишь слово.

Да полно обольщаться, лжет и слово!

Чредою мысли, спор ведя, проходят,

И столько грусти выпало мне в жизни,

Что, если б не дарили радость очи,

Не мог бы я себе представить горе

Сильней, чем то, во чьих тенетах жив я.

Огнем объят, в огне и в муках жив я:

Когда б дышать не помогало слово,

Меня дотла б испепелило горе;

Но в муках огненных, что не проходят,

Потоки слез мне увлажняют очи

И не дают сгореть несчастной жизни.

Я умираю в жизни, в смерти жив я,

Незрячи мои очи, немо слово;

Проходят купно радости и горе.

ЭЛЕГИЯ III © Перевод А. Косс

Овидий грустный, сосланный певец,

Вдали и от Сульмона[73], и от Рима,

Супруг скорбящий, горестный отец,

Уже не чая край узреть родимый.

По неприютным Понта берегам

Скитался, одиночеством томимый.

Холмам и водам, людям и богам

Слал жалобы на свой удел печальный

И ужасался хладу и снегам.

Созвездья, что обходят свод хрустальный,

Он созерцал: веленья их — закон,

Земля им, воздух, небо подначальны.

И рыб, плывущих в море, видел он,

И хищников — велением природы

Был родиной им лес и горный склон.

Он видел, как берут начало воды

Печальных рек из тайных недр земли:

Есть и у них отчизна и свобода:

А он, от милой родины вдали,

Жил на чужбине в муке постоянной —

Нет в мире мук, что эту превзошли.

Одна лишь Муза спутницей желанной

Была ему, когда свою беду

В стихах оплакивал он неустанно.

Сдается мне, такую жизнь веду

И я теперь в печали и в изгнанье

И возвращенья благ былых не жду.

Здесь вглядываюсь я в воспоминанья

О прежнем счастье — тот, кто им владел,

Потом всегда хранит его в сознанье.

Здесь вижу, как изменчив мой удел,

Как я ошибся, почитая вечным

Блаженства срок, что мигом пролетел.

Здесь мыслю в сокрушении сердечном,

Сколь мало виноват; и грустно мне,

Что карам обречен бесчеловечным:

Ведь тот, кто страждет по своей вине,

Хотя бы заслужил свои мученья;

Но невиновный мучится вдвойне.

Когда зари румяное свеченье

Окрасит небо, и роса падет,

И вновь раздастся Филомелы пенье,

В мой сон, прервавший на ночь власть невзгод,

Печаль виденья шлет, я в муках снова:

Что людям отдых — мне пора забот.

И вот, восстав от сна (некстати слово: