Лунный свет - [69]

– Как же ты меня сейчас бесишь!

– Это справедливо, – прошептала она, – так ты поможешь мне или нет?

Я уже собиралась ответить отказом, но тут слово вставил Дэниэл.

– Я помогу, – сказал он, – почему бы и нет? Если этот парень такая скотина.

– О боже, – прошептала я, бросив через коридор взгляд на лестницу.

Дэниэл перекинул волосы через одно плечо и спокойно подошел к противоположному краю картины.

– Она висит на крючьях, – сказал он тете Моне, – чтобы снять ее, достаточно просто поднять наверх. На счет три…

Соревнуясь друг с другом в кряхтении, они подняли холст и сняли его с крючьев. Затем шепотом заспорили о том, как его лучше вынести из комнаты. Даже я и то поняла, что его придется повернуть боком. После этого я оставила надежду не замарать руки. Поэтому я помогла им наклонить полотно и направляла их действия, пока они вытаскивали его из комнаты. Оно едва влезло в дверной проем. Перевалить его через перила лестницы и опустить на один лестничный пролет оказалось еще мудренее. Но нам это удалось.

Когда мы уже перетаскивали ее через последнюю ступеньку, меня напугал негромкий вскрик. Я повернулась и увидела домработницу, у которой в каждой руке была кипа полотенец.

– Что вы делаете? – спросила она, вытаращив глаза.

Однако ответа ждать не стала. Всего лишь обежала холст рысцой и крикнула в сторону лестницы:

– Мистер Шарки! Мистер Шарки!

– Вперед, вперед! – завопила тетя Мона.

Я придержала входную дверь, они с Дэниэлом вытащили картину на улицу, и мы втроем… нет, не побежали, это было бы преувеличением. Скорее быстро затрусили по причалу, пока не оказались у ее машины. Я выхватила ключи из блестящей сумочки, болтавшейся на руке у тети Моны, и открыла багажник джипа.

– Она туда не влезет! – сказала я.

– Надо опустить задние сиденья, – ответила она, – тогда влезет. Я именно так и везла ее в галерею.

– Мона! – донесся до нас откуда-то сверху чей-то рев.

Мы подняли глаза и увидели Шарковски, перегнувшегося через свои стеклянные перила в развевавшемся на ветру кимоно.

– Немедленно верни, Мона! – вопил он.

– Да пошел ты, ворье! – заорала она. – Я сначала расскажу каждому художнику в Сиэтле, какая ты лживая змеюка, а потом подам в суд и стребую те деньги, которые ты мне остался должен!

На нас смотрели несколько человек: парень на велосипеде, старик из окна и женщина – по всей видимости массажистка Шарковски, которая в этот момент как раз выходила из машины. Им было настолько некомфортно из-за происходящей сцены, что ни один из них не глядел нам в лицо. Что, собственно, играло нам на руку.

Я сложила задние сиденья и помогла Дэниэлу с Моной засунуть огромный холст в джип. Оно на добрый фут осталось торчать снаружи.

– Без паники! – сказала нам она.

А потом, как и положено человеку, опытному в обращении с крупногабаритными произведениями искусства, по-быстрому закрепила картину упругим тросом, валявшимся в багажнике. Запоздало осознав, что Дэниэлу теперь сесть некуда, мы все скопом в паническом волнении набились на переднее сиденье: тетя Мона – за руль, он – на место пассажира, я – ему на коленки.

Балансируя в таком положении, я сначала старалась сделаться маленькой и незаметной, но вот тетя Мона рванула с парковки, и Дэниэл крепче прижал меня к себе.

– Змеюка! – завопила тетя Мона на Шарковски, который ковылял по причалу, изрыгая в ее адрес ругательства.

С подъездной дорожки она ринулась, как летучая мышь из ада, и последним, что мне запомнилось, была его небогатая шевелюра, которую трепал ветер.

Тетя Мона вскинула руки:

– Все, я отомстила!

– Поверить не могу, что мы только что это сделали! – пробормотала я.

Дэниэл отбил Моне «пять», и на миг машину затопила волна диких эмоций. Но если Мона в основном радовалась и праздновала победу, то я больше злилась и никак не могла оправиться от замешательства. Я рассказала ей о нашем с Дэниэлом разговоре в мини-вэне прошлой ночью, поэтому она знала, что наши отношения движутся вперед черепашьими шагами. Подобная выходка казалась мне возмутительной и эгоистичной, и я не могла поверить, что она вела себя так, будто это был суперприкольный способ провести день. Для подобных трюков Мона казалась мне староватой. Это было унизительно.

Но ничего такого я не сказала. Только не в присутствии Дэниэла. Если честно, то на него я тоже немного злилась по той простой причине, что он выглядел на седьмом небе от счастья оттого, что стал соучастником ее преступления.

Мне точно не хотелось, чтобы сегодня все так вышло.

Когда мы подъехали к ресторанчику, весь адреналин из салона автомобиля уже выветрился. Тетя Мона предприняла робкую попытку принести нам извинения, но Дэниэл их принимать не пожелал. Сказал, что мы «повеселились». А когда она остановилась на обочине и позвонила подруге-художнице похвастаться своими подвигами, мы с Дэниэлом вышли из машины и встали на тротуаре, чтобы поговорить.

– Извини, мне жаль, что все так получилось, – сказала я, когда захлопнула дверцу и убедилась, что Мона нас не слышит.

– Не надо ни за что извиняться. Нет, я серьезно. Это было неожиданно, а твоя крестная вообще безбашенная.

– Типа того, – тихо ответила я.