Луна за облаком - [19]

— Да ну, что вы! То, что эта Догдомэ говорила вам, все это так и есть. Раньше или позже следовало бы все равно сказать вам.

— Я, оказывается, знала вашу жену,— сказала Флора. — Мы не были знакомы, а так.. Встречались у косметички. Эта косметичка го­ворила о Софье что-то неуважительное, а что — я теперь уже не помню.

Григорию не понравилось, что Флора вот так осуждающе загово­рила о Софье.

— Поговорим, пожалуй, о чем-либо ином, более подходящем,— произнесла Флора и улыбнулась уголками губ, давая знать, что ей понятно состояние Григория и она вполне сочувствует ему. — Спроси­те меня... Что бы вы хотели обо мне знать?

— О вас. А что, и спрошу. Ну вот хотя бы... Вы любили кого- нибудь?

Она рассмеялась коротко и, не задумываясь, ответила:

— Ну нет, такого со мной не случалось.

— Отчего же?

— Надо полагать, не нашлось кого полюбить.

— Разве у медиков это трудно?

— У медиков?— переспросила она и снова рассмеялась. — Вы не знаете их — это просто жуть. Одна моя подруга дружила с таким... эскулапом. Ну, уж смехота... Он объяснился ей в своих чувствах, об­нял ее... А потом вдруг привычным профессиональным движением пальцев стал ощупывать ее горло. «Ты что это’»—спросила она испу­ганно. «Проверяю щитовидку»,— ответил он вполне деловито.

— Скорее всего, он пошутил.

Флора не смеялась и как-то странно смотрела на Григория.

«Поздно. Третий час. Надо уходить»,— решил он и поднялся. Она не удерживала его, и они прошли через кухню, никого не встретив.

Сероватый, неяркий свет пробивался сквозь листья, робко тесня ночные сумерки. Стояла вязкая и чуткая тишина. Даже боязно ша­гать по мостовой и стучать каблуками.

Флора поправляла волосы. Он протянул руку. Она обернулась и зажмурилась. Все ее лицо было в мелких рыжих пятнышках, и оно уже не казалось красивым, как прежде. «Так вот почему у нее в комнате красный свет!»

Несколько дней Григорий не мог освободиться от того чувства, которое он испытал тогда на крыльце у Флоры. Он хотел понять себя. Ну, пускай у нее веснушки. Ну, что в этом такого? Она вовсе не дур­ная. Мало ли что ему показалось.

Вот так он переубеждал себя. И немного переубедил.

Глава пятая

Флора познакомила Трубина с Чимитой Догдомэ. Чимита после ин­ститута работала в Хабаровском крае, где строила элеваторы. Сюда приехала по вызову Шайдарона.

У Чимиты продолговатое светлое лицо. Вслосы короткие. Как у мальчишки. Жесткие, с легкой курчавинкой. Глаза серо-зеленые. По- бурятски узкие. Глаза все время живут: удивляются, смеются, раду­ются, недоумевают. Иногда глаза вроде как зеленеют и тогда в лице у Чимиты проявляется что-то властное. Твердые линии рта и подбо­родка как бы подчеркивают эту властность.

Флора ушла в магазин, и они сидели вдвоем в ее комнате. Горе­ла лампа в красном абажуре, и Чимита, как представлялось Григо­рию, была похожа на упрямого и неуравновешенного мальчишку.

Они играли в шахматы. Трубин легко шел к победе и время от времени спрашивал ее:

— Заявление о капитуляции поступит устно или письменно?

Она быстро вскидывала голову и по лицу ее скользила тень от

руки, поднятой над доской. Вот-вот сметет фигуры.

— Никогда! Ни письменно, ни устно.

У них все было на колкостях.

— Может быть, выбросите белый платок? У вас, случаем, косын­ка не белая? Можно и косынку...

— Никогда! Слышите?

Она не доиграла, смешала фигуры, сказав, что не может сосредо­точиться, когда «острят под руку».

— Вам не приходилось ходить в начальстве?— спросил ее Тру­бин

— Нет. А что?

— Вам бы ото подошло.

— Почему?

— Вы здорово подражаете Шайдарону. У вас столько власти на лице...

— Не острите. Вам это не идет.

— А что мне идет?

— Быть самим собой.

Приход Флоры ничего не изменил. Трубин и Догдомэ продолжа­ли обмениваться колкостями.

«Он переживает уход жены,— думала Чимита. — И очень верно тгро него говорили, что он сух и довольно упрям».

«Да-а,— размышлял Григорий. — Эта себе цену знает. Что ни скажи, все не так, все не нравится. Но посмотрим, как ты на стройке себя покажешь».

«Он все же чем-то любопытен,— рассуждала Чимита. — Чем? Не знаю. Почему-то хочется встретиться с его бывшей женой и узнать у нее все подробности о нем. Вечно мне блажь какая-то в голову лезет».

«Как обманчива внешность,— думал Трубин. — Вот эта Догдомэ. В ней что-то есть. Вот хотя бы властность в глазах, чего не часто встретишь у таких молодых. А ведь в сущности... Это просто зазнав­шаяся... Ну. считает, что ей все можно. Первый раз играет со мной в шахматы. Взяла и смешала фигуры».

Флора смеялась:

— Ну что вы такие мрачные? Прямо буки. Чимитка, съешь хоть пирожное!

— Я не люблю, Флора, сладкое.

— А я в магазин из-за тебя ходила.

Вмешался Трубин:

— Я готов взять ее долю.

— Нет уж,— сказала Догдомэ.

Флора совсем развеселилась. Завела патефон. Пела песни.

Стройке пока рано подниматься ввысь. Траншеями и котлована­ми она уходила под землю, прячась в трубах и кабелях.

Но вот обозначена площадка главного корпуса. Здесь будут кар­тонная фабрика с уникальными машинами, целлюлозный завод, цех обжига извести, цех каустизации, цех готовой продукции...

Рабочие торопятся закончить разметку площадки. Техники опре­деляют, где и как ляжет свайная сетка. Там, где стоять свае, времен­но забивают металлические штыри.