Луна за моей дверью - [61]

Кот тоже.

Целую.

Алистер

P. S. Я поцеловал девушку, и ты был прав, Яро, это нельзя описать словами.

Сидони засовывает ноготь в рот и в несколько укусов сгрызает его под ноль.

— Он оставил обратный адрес? — спрашивает она.

— Он оставил обратный адрес, — отвечает Яро.

Победный вопль привлекает к ним встревоженные взгляды прохожих, которые тут же смягчаются, когда за воплем следует дикий хохот. Бывают в жизни моменты, когда счастья так много, что оно не умещается в груди.

Пуск

Алистер

Я чувствую себя живым, и это приятно.

Не так приятно, как когда я заканчиваю чистить бассейн и на поверхности воды не остается ни листочков, ни даже насекомых. И не так приятно, как когда я включаю свой компьютер и спешу в Облако, чтобы посмотреть, какую задачку мне на этот раз подкинули мои коллеги из Космического центра. И даже не так, как когда я погружаюсь в мир чисел, символов и математики и вдруг замечаю неподалеку какую-нибудь новую тропку.

Нет, это еще лучше. Мне кажется, я счастлив. Они здесь — Яро и его Дженни, Сидони и ее Жорж, Дженни и ее Яро, Жорж и его Сидони. Они здесь, в большом зале галереи, где Азель выставляет свои работы и где так много посторонних людей собралось на ее вернисаж.

Все четверо толкаются локтями перед фотографией, на которой ветви старого дуба уходят в землю, а корни тянутся в небеса. Они смеются над кадром со стволами деревьев, уложенными друг на друга, остро заточенными с одного конца и выкрашенными в разные цвета, как набор гигантских карандашей. Одна только Сидони не участвует в их пикировке, она и с места почти не двигается, только отходит на несколько шагов назад.

Азель только что вошла в зал и смотрит на них, дожидаясь, когда они ее заметят. Теперь я довольно хорошо умею читать по ее лицу, чтобы понимать: ей нравится то, что она видит. Она видит людей, которые реагируют на ее искусство, слышит, как они фонтанируют идеями, глядя на произведения, которые она разместила в горах, на кромке поля, у камина. Она любит те искры, которые перепрыгивают с гигантских фотографий, вывешенных на стене, в маленькие головки тех, кто не остается к ним равнодушным. Искры, которых достаточно, чтобы разжечь целый фейерверк в нейронных сетях мозга.

Они успокаиваются, когда останавливаются перед моей любимой фотографией. На ней мужчина из сухого кустарника изображен на фоне зеленых лоз. Даже сидя он не меньше трех метров в высоту. Это гигант, но гигант хрупкий: по его согбенной спине видно, что он несет на своих плечах что-то очень тяжелое для него. Ему хочется помочь и снять с него этот невидимый груз, который вот-вот его сломает.

Мое сердце пересекает трещина, и по ней из самых глубин на поверхность поднимается раскаленная магма. Там, внизу, приходит в движение все то, что моя голова старательно держала под замком. Это и значит «любить»? Наверное. Тогда я понимаю, что такое любить, хотя до сих пор не знаю, как это происходит.

— Твоя подружка делает просто чумовые штуки! — восклицает Яро, присоединяясь ко мне. — Я в восторге! Купить, что ли, себе какой-нибудь кадр. В нашей студии как раз есть свободная стена.

— Надо будет попросить Азель сделать тебе скидку.

— Нет-нет, зачем, нужно поддерживать голодных художников. А еще меня повысили, так что я могу позволить себе немного потратиться.

— Самый маленький снимок стоит восемьдесят тысяч.

Челюсть Яро падает, а глаза удивленно округляются.

— Восемьдесят тысяч евро?

— Во Франции — да. В Японии и США немного дороже из-за обменного курса.

— О черт, черт, черт, черт, да это же прекрасная идея! Не такая прекрасная, как карьера профессионального футболиста, но тоже ничего. Пришло время сменить профессию! Когда ты представишь нам свою Азель?

Сидони, Жорж и Дженни подходят к нам, и Сидони добавляет:

— И правда, нам не терпится с ней познакомиться. Когда она появится?

— Она уже здесь, возле входной двери.

Они разом оборачиваются. Только сидящий у моих ног Кот не поворачивает головы.

— Которая? Блондинка в сланцах или та, что с сумочкой в форме яблока? — спрашивает Жорж.

— Та, что с красными волосами.

Азель смотрит на нас с застывшим лицом. Она всегда поначалу выглядит скованно. Она так защищается. Я раскрываю ладонь, будто могу взять ее за руку, несмотря на разделяющее нас расстояние. Она идет к нам. Дженни тянется к ней с широкой улыбкой.

— Если бы мне сказали, что Алистер влюбится в панка, я бы никогда в жизни не поверила! Азель-Айя, я ужасно-ужасно-ужасно рада с тобой познакомиться! Я Дженни.

— Ты можешь звать меня Азель.

Яро, Сидони и Жорж в свою очередь здороваются с ней, но я прекрасно вижу, что они чувствуют настороженность Азель в обществе стольких незнакомцев.

— Вам понравилось? — спрашивает она.

И поднимает Кота на руки, как если бы хотела защититься от ответа.

— Не знаю, понравилось ли мне, но я знаю, что почувствовала, — говорит Сидони. — Однажды, давным-давно, мы с моими родителями побывали в доисторической пещере. Я не знаю, в какой стране это было, но помню, что не понимала ни слова из языка, на котором говорил гид, не понимала ничего из того, что он рассказывал. Когда мы вошли туда, мне в глаза сразу бросились картинки. Жизнь на них, в отличие от моей, била ключом! Это задело меня за живое, у меня почти голова закружилась, понимаешь? Вот что я почувствовала перед твоим перевернутым деревом. Это так просто, что слишком сильно. Оно потрясло меня до мозга костей.