Лук для дочери маркграфа - [49]

Свечи гасли, из углов ползла тьма. Такко не замечал, как мастерская погружается в сумрак. Под рёбрами ворочалась тревога, колкая, как зубчатые колеса. И винить-то было некого! Сам тянулся к тайнам, сам верил, сам шёл, как ребёнок за Крысоловом, околдованный маркграфскими поделками, как волшебной дудкой!

Часы на стене неспешно отсчитывали время, и острие стрелки, ползущее против солнца по пустому диску, царапало Такко не хуже лучной стрелы. Оллард мог вернуться с минуты на минуту. Он точно не поверит…

* * *

Маркграф отсутствовал больше двух часов и вошёл по обыкновению неслышно, на ходу укутываясь в плащ и щурясь после светлых покоев.

— Лекарь опасается воспаления лёгких, — бросил он с порога. — Скверно, но у Агнет редкая простуда не заканчивается чем-то в этом роде… — он встретился глазами с Такко и успокаивающе кивнул. — Не переживай. Этот недуг выкашивает бедняков в трущобах, но хороший уход и лекарства творят чудеса. Скоро Агнет опять возьмётся за лук. А тебе на этой неделе придётся взяться за расходные книги. У Катерины будет много дел… — Он подошёл к столу и наклонился над начатым узлом. — О, да ты почти ничего не сделал!..

— Я ошибся… пару раз, — сказал Такко. — Пришлось перебирать.

— Странно. Здесь ничего сложного. Заканчивай скорее.

Тени в испуге метнулись по стенам — Оллард взял фонарь и направился к своей мастерской. Остановился у двери, скользнул длинными пальцами в складки камзола, зацепился взглядом за отблеск свечи под дверной ручкой… Застыл на мгновение каменным изваянием и резко оглянулся на Такко. Тот низко склонился над столом, бесцельно вертя в руках механизм и от души желая провалиться под пол — туда, где, по словам Катерины, требовали возмездия неупокоенные кости. С ними было бы проще поладить, чем с маркграфом.

Как только дверь за Оллардом закрылась, Такко кинулся к лестнице, ведущей в кабинет. Он всем весом налёг на дверь, но она была заперта. Маркграф всегда запирал за собой замки и на этот раз не оставил ключа. Выхода не было.

Оллард не пробыл в мастерской и четверти часа. Аккуратно повернул ключ в замке, обстоятельно спрятал его на поясе и не спеша подошёл к столу Такко. Уселся рядом, устроился поудобнее, подпёр подбородок рукой и устремил на ученика почти дружелюбный взгляд:

— Чем ты занимался в моё отсутствие? — поинтересовался он. — Что помешало тебе закончить работу?

Такко молчал.

— Танкварт, не пытайся мне врать, — проговорил маркграф. — Все твои чувства написаны на лице. По тебе можно читать, как по книге. Сейчас ты напуган и чувствуешь себя виноватым. Ты боишься даже больше, чем когда вошёл сюда впервые. Нечто волнует тебя настолько, что ты даже не смог взяться за работу. Будет лучше, если о причинах скажешь ты, а не я.

Он облокотился на стол и оказался совсем близко. Плащ распахнулся, и Такко видел пылинки на тёмном бархате камзола и длинный золотистый волос… Имя слетело с губ прежде, чем он успел сообразить, что говорит, и Оллард в изумлении откинулся назад:

— Ты беспокоился за Агнет?! Что ещё за чушь?..

Такко молчал, лихорадочно соображая, выручит ли его эта неожиданная ложь. А Оллард снова наклонился к нему и понизил голос, сдавленный от удивления и недоверия:

— Ты что, два часа сидел и думал о моей дочери?..

— Я… Она… — Такко не представлял что следует говорить, чувствовал только, что растерянность играет ему на руку. — Агнет… — и вслед за её именем словно прорвало плотину. Он говорил и сам удивлялся, слушая себя со стороны. Будто кто-то другой говорил о белых как снег руках и прозрачных как лёд глазах, о солнечном золоте волос, озарявших зимнюю равнину лица, и нёс прочую несусветную чушь, которую он сам если и высказывал когда-то, то разве что после кувшина-другого вина.

— Я бы никогда не посмел… — наконец выдохнул Такко и склонил голову.

— Ты либо искусный лгун, либо глупец, — заявил Оллард после недолго молчания. — Я бы, пожалуй, предпочёл первое… Проклятье, неужели ты неспроста перестал жаловаться, что тебе трудно её учить?.. То-то Агнет стала так хорошо стрелять!..

Умение делать виноватый вид не раз выручало Такко с отцом: тот безоговорочно верил, что сын искренне обещает взяться за ум. Оллард же прожигал его недоверчивым, недоумевающим взглядом, и он молчал, опустив глаза и отчаянно боясь переиграть.

— Что ж, если ты действительно имел глупость заинтересоваться моей дочерью, это даже забавно, — заключил маркграф. — Заглядывайся на неё сколько угодно. Тем более, ты ей тоже нравишься… Ты хоть совершеннолетний по законам своей страны?

Такко поперхнулся воздухом. Если бы во вкрадчивом голосе маркграфа не звенело едва уловимое недоверие, он бы выложил всё об увиденных костях и ещё приплёл бы что-нибудь сверху для верности. Но в тёмных глазах плясал непривычный хищный огонёк, и Такко кивнул. Нельзя было давать слабину.

Оллард рассеянно передвинул на столе пару деталей и поднялся. У двери он обернулся снова, и его слова обожгли калёным железом:

— Представляешь, я сегодня оставил ключ в замке.

Тишина сгустилась — хоть режь ножом. Рёбра сдавил, стиснул страх — а со следующим ударом сердца затопил азарт. Тот самый, что помогал держаться против Олларда с мечом и за шахматной доской. Который столько раз выручал в безнадёжных, казалось бы, переделках.