Лук для дочери маркграфа - [29]

К тому времени, как солнце поднялось и высушило росу на листьях, он обошёл всё кладбище от замка до озера и обнаружил все пять могил, убранные лентами и нехитрыми деревенскими оберегами. Такко добросовестно осмотрел камни и поворошил заросли, исколов руки о ежевичные плети, но никаких следов, разумеется, не обнаружил: если они и были, их давно смыли дожди. Нашёл и ещё одни старые ворота, выходившие на озеро; они тоже были заложены, увиты колючими стеблями ежевики, и ягоды, открытые скупому лесному солнцу, были гораздо слаще, чем на могилах.

Оставалось осмотреть усыпальницу Оллардов.

Усыпальница стояла недалеко от озера. Нижний её ярус был сложен тёмным гранитом, и не надо было долго гадать, чтобы узнать камни из разобранной внешней стены. Сейчас постройку было едва видно за могучим кустом бузины, усыпанном мелкими чёрными ягодами. Замшелая и облепленная листьями, она напоминала бы гору, если бы не светлые колонны и статуи. Такко отвёл в сторону ветви бузины, загородившие вход, поёжился от холодной воды, которую куст любезно вылил ему за шиворот, и толкнул изящные кованые ворота.

Десять каменных, замшелых, скользких ступеней вниз, и он снова упёрся в ажурные ворота, на сей раз запертые. В сумраке за решёткой угадывались очертания каменных гробниц и статуй. Пахло сыростью и прелыми листьями. Он ещё раз осмотрел дверь: она была не заперта ключом, а лишь закрыта на засов, прикипевший к проушинам. Такко дёрнул его, тот не поддался; он начал раскачивать и тянуть, и засов наконец дрогнул. Такко прервался, чтобы ухватиться поудобнее, и замер — наверху, у ворот, послышались шаги.

Кто-то шуршал папоротниками, приближаясь к усыпальнице, и наконец Такко услышал шорох веток бузины.

Одним движением он взлетел наверх, едва сдержавшись, чтобы не выхватить стрелу. Толкнул ворота, несмазанные петли скрипнули, с той стороны куста послышались сдавленный крик, звук падения и треск веток. Кто-то удирал, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни. Такко рванулся за ним, ориентируясь на оборванные листья и примятый папоротник. Ему даже показалось, что впереди мелькнула светлая рубаха, но её тут же заслонили ветви кустов. Он бежал быстро, перепрыгивая выбравшиеся на дорожку колючие стебли и едва уворачиваясь от веток, хлеставших по лицу.

Однако незваный гость знал здешние места куда лучше и, видимо, нырнул на какую-то тайную дорожку. Когда Такко выбрался наконец на тропу, по которой они с Уллем ходили за рыбой, и хорошенько огляделся, никого не было видно и слышно. На просохшей земле не отпечаталось следов — или он просто не умел их прочесть. Беглец мог направиться куда угодно: в деревню, к озеру или вовсе затеряться в лесу. Солнце поднялось высоко, оно ощутимо припекало сквозь промокшую насквозь одежду, и Такко, досадуя на неудачу, поспешил в замок.

* * *

Вернувшись в замок, Такко, с опаской поглядывая на окна, наскоро умылся в конюшне, отряхнул одежду и собирался незаметно проскользнуть в спальню, чтобы переодеться. Но в холле его окликнул Оллард, поднявшийся сегодня раньше срока.

— Где ты был? — спросил он.

— Во дворе, — Такко мысленно выругал себя за то, что не заготовил приемлемую ложь.

— Даже не пытайся мне врать! Ты был на кладбище. — Не дождавшись ответа, Оллард схватил Такко за локоть и выволок на свет.

Следы мха на промокшей рубахе, исцарапанные руки, волдыри от крапивы — отпираться было бессмысленно.

— Да.

— В усыпальнице, — Оллард не спрашивал, он утверждал.

— Нет. Не совсем. Ворота были заперты.

— Как интересно.

— Не заперты, но засов заржавел, и его было не открыть. Я не входил. Я только глянул через решётку, всё ли в порядке.

— Какая трогательная забота. — Голос маркграфа был ровным, но по усилившейся хватке неожиданно сильных пальцев было понятно, что он разгневан не на шутку.

Такко вдохнул и выложил всё:

— Ладно. Я слышал, что близ замка раскрывали могилы. Знаю, что люди пропали. Я думал, что смогу что-то узнать… — то, что ещё утром казалось разумным, сейчас звучало так нелепо, что он запнулся на полуслове. — Мне хотелось хоть чем-то помочь. Я не думал, что туда нельзя ходить.

Маркграф молчал, и Такко вспомнил о загадочном беглеце.

— Но я видел… там ещё кто-то был! Он подбирался к усыпальнице со стороны замка, но я не успел заметить, кто. Погнался за ним, но не поймал.

Оллард улыбнулся — криво, дёргано:

— Идём.

В конце холла сидел, трясясь, мужчина в простой крестьянской одежде. Рубаха была вся в пятнах, штаны — изорваны, на груди висела глубокая деревянная миска.

— Взгляните друг на друга, разорители могил, и впредь хоть немного спрашивайте свой разум, прежде чем куда-то сунуться. С Танквартом всё понятно, но ты-то, Петер, умный вроде бы человек, за какой радостью потащился к усыпальнице?

— Еж… ежевику брал, — заикаясь, выговорил крестьянин и тряхнул миской, в которой действительно перекатывались сочные чёрные ягоды. Он рассматривал Такко с нескрываемым недоумением, будто сомневаясь, что тот не окажется призраком. — И… бузину проверял, не поспела ли.

— Кто берёт кладбищенскую ежевику, должен опасаться, как бы самому не стать пищей для неё, — заметил маркграф. — В следующий раз думай, где собирать. Ты переполошил весь замок своими криками! Иди домой, отдыхай и не вздумай рассказывать небылицы.