Лучшие из нас - [12]

Из Вены в Грац они летели на маленьком винтовом самолете внутренних авиалиний. В салоне было очень тесно, колени Пола упирались в спинку стоящего впереди сиденья, так что пришлось согнуть ноги в коленях под острым углом. Пассажиров было не слишком много, но зато на борту присутствовали целых три стюардессы. Все они были очень высокими, а может, только казались такими, потому что потолок нависал совсем низко, а проход казался узкой полоской, разделяющей салон. Статные стюардессы были в костюмах, напоминающих австрийские народные: юбки из толстого красного сукна, разлетающиеся от пояса, как парашюты, расшитые цветами корсеты и белые блузки с глубокими вырезами и рукавами-фонариками до локтя, из которых выглядывали сильные веснушчатые руки. На головах у всех трех были платочки, завязанные под подбородком, их лица покрывал красный румянец, и они улыбались своими большими ртами. Чтобы протиснуться по проходу, стюардессам приходилось прижиматься к сиденьям. Девушки по очереди склонялись над Полом, сидевшим рядом с молча читающей Ринкель, и казалось, что их огромные груди вот-вот выпадут из вырезов в руки Полу, а их улыбающиеся рты коснутся его лица. Губы двигались, произнося что-то, чего Пол не понимал, а большие блестящие глаза вопросительно глядели на него. «Н-найн, д-д-анке», — говорил Пол всякий раз, и всякий раз у него все больше и больше пересыхало в горле. А вот Эдит Ринкель три раза протягивала руку, произносила несколько слов на великолепном немецком и получала пластиковый стаканчик, наполненный жидкостью, в которой звенели кусочки льда. И каждый раз Пол все глубже и глубже вдавливался в сиденье, обтянутое ворсистым бежевым материалом, и ему казалось, что его тело приобретает текстуру и цвет этого материала.

С тех пор, как в детстве Пол ясно осознал свои хамелеонские наклонности, прошло много-много лет. Во время двух перелетов на конференцию в Австрии Пол испытывал юношескую неуклюжесть и нервозность, чего в его взрослой жизни не случалось, и он удивлялся, почему Ринкель так сильно на него действует. Пол понимал, что это связано с авторитетами. Конечно, люди, наделенные властью, занимающие высокие должности, могли разбудить в нем маленького мальчика, и он узнавал давно забытые ощущения: злость, стыд, бессилие, желание исчезнуть, ускользнуть, слиться с окружающей обстановкой. А может быть, на самом деле, ничего этого не было? Действительно ли он пролил пепси на ноги Ринкель во время поездки в автобусе из аэропорта или же он просто настолько боялся сделать это, что вспоминал об этом случае как о реальном эпизоде? Пол не знал.

Нет, впоследствии он не мог сказать, на самом ли деле содержимое банки пепси-колы, которую он купил по прилете в Грац, оказалось на серых брюках Ринкель, или пятно, стоявшее у него перед глазами, является просто воспоминанием о страхе увидеть такое пятно.

Пристыженный, как четырнадцатилетний подросток, не осмеливающийся поднять глаз, поскольку лицо его покрыто прыщами, он вышел из самолета. Самое удивительное, что его состояния никто не замечал, для Ринкель и Хольстейна Пол продолжал оставаться обычным самоуверенным Полом, а для остальных пассажиров — высоким рыжеволосым мужчиной, одетым с небрежной элегантностью. Стюардессы долго смотрели ему вслед, одна из них незаметно пихнула в бок другую, и все три хихикнули и чуть не разразились хохотом.

Когда Пол узнал, что Ринкель тоже собирается на конференцию в Амстердаме, у него сначала испортилось настроение, но потом он понял, что все же рад этому обстоятельству. Но Пол не хотел повторения путешествия в Австрию, поэтому решил ехать один. Он отправился на поезде в Копенгаген, а уже оттуда в Амстердам. В дороге он читал газеты, еще раз пробежал свой доклад, пил пиво и смотрел на зеленые поля, где паслись черные и белые голландские коровы. Он прибыл довольно поздно, заселился в гостиницу, сделал пробежку и лег спать.

Пол в хорошей физической форме. Он регулярно бегает, зимой ходит на лыжах и к тому же по четвергам играет в сквош с Мортеном (за исключением тех дней, когда у Мортена гостит его сын Сондре). После игры Пол с лучшим другом обязательно идут пить пиво, так что эффект от тренировки сводится на нет, как обычно подмечает Мортен. Несколько раз в юношестве Пол играл в теннис на кортах в парке Уллевол-Хавебю. Он ездил туда на велосипеде из своего района Фагерборг по улицам Согнсвейен, Волвейен, через площадь Дампласс, мимо «Плазы», откуда доносился соблазнительный, вызывающий повышенное слюноотделение запах свежеиспеченных булочек, и дальше по улице Бергсаллеен. Теперь они играют в сквош. Мортен пытался уговорить Пола начать играть в гольф, но Полу казалось, что в таком случае он пересечет некую социокультурную границу, но об этом он Мортену не сказал, потому что знал, что гольф стал общедоступным видом спорта. Поэтому Пол шутя ответил: «Нет, спасибо, ты когда-нибудь слышал о лингвисте, который играет в гольф?»

В это утро Пол успел зарегистрироваться на конференции, а потом, в общем-то случайно, оказался на докладе исландца. Вот сейчас Гудмундссон говорил о возможном слиянии круглых гласных переднего ряда в скандинавских языках; посреди размышлений о будущем гласного «у» он остановился и начал вытирать со лба пот. Пол снова стал рассматривать присутствующих.