Лучшие годы - псу под хвост - [50]
— Таков удел интеллектуала, — горько сетовал Квидо. — Такова роль всяческого познания.
2) Не будь Квидо девственником и не относись он к этому вопросу столь трепетно, равнодушие к изучению экономики, которое он очень рано начал испытывать, могло бы привести его на известный путь балованного сынка-студента.
— Я мог бы шляться по кабакам и любить смазливых субреток, — рассказывал Квидо. — Но я всего лишь шлялся по кафе.
Конечно, Квидо преувеличивал: он ходил в кино и в театр, причем тщательно выбирая спектакли. Хотя он ежедневно и наведывался в кафе Дома культуры, но и там зря времени не терял: написал десятка два рассказов, три из которых отослал в «Млады свет». Вечера, правда, проводил куда упорядоченнее, чем ему хотелось бы, — с бабушкой Верой и дедушкой Йозефом. Дедушка слушал «Свободную Европу» и «Голос Америки».
— Вот оно! — выкрикивал он всякий раз, когда ему удавалось поймать станцию. — А большевики теперь пускай заткнутся!
Бабушка Вера вздыхала и с полным булавок ртом тяжело обходила шубу на манекене.
К счастью, спать ложились рано. Квидо участвовал в сложном процессе расстилания: на кухонный стол он наваливал матрасы с дивана так, чтобы деду не мешал свет лампы. Затем забирался между матрасами сам, стряхивал разбросанный птичий корм и до поздней ночи читал там, прислонив книжку к загаженной пометом клетке. Иногда писал письма Ярушке или очередной рассказ, но занимался там редко, а со временем и вовсе перестал.
Занятия все больше разочаровывали Квидо. Он учился брать интегралы, склонять русские существительные и выводить кривые потребления искусственной кожи до будущего столетия — но он так и не мог понять, для чего все это. Ему объясняли, как столетие назад организовывался пролетариат, как в Португалии выращивают пробковые дубы и как включить сыры с плесенью в товарную номенклатуру — но никто так и не объяснил ему, почему все это ему объясняют. Квидо ждал, что в расписании лекций наконец появится какой-нибудь ключевой, основополагающий предмет, который объединит все эти частности и придаст им смысл — как, скажем, возведенный дом придает окончательный смысл скопищам песка, дерева и труб, — но ждал он понапрасну. Часами рассказывали ему о создании и роспуске каких-то стародедовских рабочих организаций, но ему так ничего и не поведали о современных людях. Он мог понять, в чем якобы ошибался некий господин Дюринг, но в чем ошибается он сам — для него так и оставалось загадкой. Он не умел зачать ребенка, но умел, к примеру, заказать по-немецки металлообрабатывающие станки.
— И никому до этого не было дела, — рассказывал впоследствии Квидо. — Они присваивали мои мозги, что твои капиталисты, — целиком, без всякой компенсации.
Конспекты лекций — в той мере, в какой он вообще посещал их, — становились все более беспорядочными и небрежными. Со временем он и вовсе перестал отдельные листы надписывать и нумеровать, так что в конце третьего семестра у него оставалась лишь груда бумаги, в которой и сам черт не смог бы разобраться.
— Боюсь, что с этой микроволновой печью ничего не получится, — сказал себе Квидо и выбросил свои записи.
Однако на экзаменах ему везло — по большей части даже с первого захода. Вечером накануне экзаменов он открывал литографированный курс лекций и с отвращением пролистывал его. На следующий день он раздражал однокурсников какой-то особенной апатичностью, которую, видимо, они считали позой. Экзаменаторам он всегда что-то говорил, хотя, как казалось ему самому, ничтожно мало. Он даже понять не мог, как это до сих пор его не выставили из института. Подчас он желал этого. Сухой специальный язык отпечатанного курса лекций и учебников, в котором не было ни следа подлинной жизни, словно душил его. И вечером, притаскивая домой какую-нибудь хорошую повесть или роман, он ощущал себя рыбой, возвращенной из кадки снова в море. Он блаженно растягивался и погружался в чтение.
3) Весной дедушка с бабушкой уехали в Сазаву, и Квидо остался один в их маленькой квартире. Он бродил по комнатам и думал о том, что летом ему стукнет двадцать. И когда вдруг в какое-то мгновение поймал себя на том, что держит за грудь бабушкин манекен, понял, что с такой жизнью надо завязывать.
Он вымыл посуду, пропылесосил, вытер пыль и на все цветочные горшки натянул полиэтиленовые мешочки. Потом сел в поезд и поехал в Бенешов к Ярушке. Она пообещала отпроситься у родителей и приехать к нему вечером. Квидо отбыл в Прагу заблаговременно.
Ярушка приехала в кремовато-белом свитере, сквозь который просвечивали соски — явный след наивных советов одной из ее подружек. Квидо грустно улыбался.
Они поужинали, выпили по рюмке вина.
Съели торт-мороженое и выпили кофе.
Пошли в комнату и поставили пластинку с Луи Армстронгом.
Квидо положил голову Ярушке на колени.
Закрыл глаза.
— Пойдем ляжем, — сказал он.
— Здесь нет излома, — сказала она серьезно.
— Не имеет значения, — сказал Квидо.
Они разделись и легли рядом.
Молчали.
— Внесем ясность! — сказал Квидо и протянул руку к столу за черным фломастером.
«Мы не любим друг друга, а выполняем порученное задание», — написал он на Ярушкином животе печатными буквами.
В своем романе известный чешский писатель Михаил Вивег пишет о том, что близко каждому человеку: об отношениях между одноклассниками, мужем и женой, родителями и детьми. Он пытается понять: почему люди сходятся и расходятся, что их связывает, а что разрушает некогда счастливые союзы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Какие основания у критики считать, что «Михала Вивега можно издавать в два раза большим тиражом, чем других прозаиков»? Взрывной стиль прозы Вивега и широкая палитра типично чешского юмора сделали его самым читаемым автором, воссоздающим в излюбленной для него форме семейной хроники поворотные события недавнего прошлого Чехии.
Михал Вивег — самый популярный современный писатель Чехии, автор двадцати книг, которые переведены на 25 языков мира. Поклонниками его таланта стали более 3 миллионов человек! Михал Вивег, так же как и Милан Кундера, известны российским читателям благодаря блистательным переводам Нины Шульгиной.Главная героиня романа — Лаура, двадцатидвухлетняя девушка, красивая, умная, влюбчивая, склонная к плотским удовольствиям. Случайная встреча Лауры и Оливера, сорокалетнего рекламного креативщика, остроумного и начитанного, имеет продолжение: мимолетные переглядывания в гостиничном ресторане выливаются в серьезный роман.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Книга эта в строгом смысле слова вовсе не роман, а феерическая литературная игра, в которую вы неизбежно оказываетесь вовлечены с самой первой страницы, ведь именно вам автор отвел одну из главных ролей в повествовании: роль Читателя.Время Новостей, №148Культовый роман «Если однажды зимней ночью путник» по праву считается вершиной позднего творчества Итало Кальвино. Десять вставных романов, составляющих оригинальную мозаику классического гипертекста, связаны между собой сквозными персонажами Читателя и Читательницы – главных героев всей книги, окончательный вывод из которого двояк: непрерывность жизни и неизбежность смерти.
Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы.
Роман А. Барикко «Шёлк» — один из самых ярких итальянских бестселлеров конца XX века. Место действия романа — Япония. Время действия — конец прошлого века. Так что никаких самолетов, стиральных машин и психоанализа, предупреждает нас автор. Об этом как-нибудь в другой раз. А пока — пленившая Европу и Америку, тонкая как шелк повесть о женщине-призраке и неудержимой страсти.На обложке: фрагмент картины Клода Моне «Мадам Моне в японском костюме», 1876.
«Здесь курят» – сатирический роман с элементами триллера. Герой романа, представитель табачного лобби, умело и цинично сражается с противниками курения, доказывая полезность последнего, в которую ни в грош не верит. Особую пикантность придает роману эпизодическое появление на его страницах известных всему миру людей, лишь в редких случаях прикрытых прозрачными псевдонимами.