Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - [11]

Им принадлежала мудрость, им принадлежало здоровье, красота и успех и прирожденное высокое положение, и богатство, которое не обесценится, которое нельзя растратить или проиграть, потому что оно было встроено в спирали их ДНК. Дети-брахманы, индийская суперэлита, жили долго — вдвое дольше родителей, — но за все приходится платить. Они были воистину дважды рожденными,[37] кастой, стоящей над всеми другими так высоко, что это делало их новыми неприкасаемыми. Подходящий партнер для бывшей богини — новый бог!

Газовые факелы предприятий тяжелой промышленности Тутлука освещали горизонт на западе. С вершины высокой башни мне открывался геометрический чертеж Ныо-Дели, ожерелья огней вокруг площади Коннаут, огромная сверкающая сеть монументальной столицы мертвого раджи, разбросанные огоньки старого Дели на севере. Пентхаус на крыше изогнутого крыла башни Нараяна был стеклянным: стеклянная крыша, стеклянные стены, под ногами — полированный обсидиан, отражающий небесные светила. Звезды над головой и под ногами. Комната предназначалась, чтобы внушать трепет и преклонение. Только не той, кто видела, как демоны отсекают козлиную голову, кто шла по кровавым шелкам к собственному дворцу. Только не той, кто по требованию посланца была облачена в полный костюм богини. Красное платье, красные ногти, красные губы, красный глаз Шивы, выведенный над моими собственными, обведенными углем глазами, диадема из поддельного золота, увешанная фальшивым жемчугом, пальцы унизаны кольцами из лавки, торгующей дешевой бижутерией на базаре Кинари, легкая цепочка настоящего золота тянется от серьги в носу к серьге в ухе: когда-то я была Кумари Деви. Мои демоны шептались во мне.

По пути из старого города в новый Мамаджи читала мне наставления. Она закутала меня в легкую вуаль чадор — якобы для того, чтобы сохранить косметику, а на самом деле, чтобы спрятать меня от глаз улицы. Девушки выкрикивали молитвы и благословения вслед патпату, выезжавшему из дворика хавели.

— Ты будешь молчать. Если он заговорит с тобой, потупишь голову, как добрая индийская девушка. Если что-то нужно будет сказать, говорить буду я. Может, ты и богиня, зато он — Брахман. Он мог бы купить дюжину твоих паршивых дворцов. Главное, смотри, чтобы тебя не выдали глаза. Взгляд ничего не выражает. Хоть этому, надеюсь, они научили тебя в твоем Катманду? Ну вот, дорогая, теперь постарайся.

Стеклянный пентхаус был освещен только городскими огнями и скрытыми лампами, дающими неуютный голубой свет. Вед Пракаш Нараян восседал на муснаде[38] — на простой плите черного мрамора. Ее простота больше говорила о богатстве и власти, чем любые украшения. Мои босые ноги шуршали по освещенному звездами стеклу. Голубой свет стал сильнее, когда я подошла к помосту. Вед Пракаш Нараян был облачен в красивую шервани и чуридар паджама.[39] Он наклонился к свету, и понадобились все уроки самообладания, которые преподала мне высокая кумарими, чтобы сдержать возглас изумления.

На троне Великих Моголов сидел десятилетний мальчик.

Живи вдвое больше, но взрослей вдвое медленнее. Инженерам-генетикам Колкаты[40] не удалось заключить более выгодной сделки с четырьмя миллионами лет развития человеческих ДНК.

Муж-ребенок для бывшей дитя-богини. Только он не был ребенком. С точки зрения закона, опыта, образования, вкусов и эмоций это был двадцатилетний человек — во всех отношениях, кроме физического развития.

Его ноги не доставали до полу.

— Весьма, весьма примечательно. — И голос был мальчишеский. Он соскользнул со своего трона, обошел меня вокруг, как выставочный экспонат. — Да, это в самом деле нечто особенное. Какие условия?

Голос Мамаджи от двери назвал сумму. Я, повинуясь наставлениям, старалась не встречаться с ним взглядом.

— Приемлемо. Мой представитель подготовит брачный контракт до конца недели. Богиня. Моя богиня.

И тогда я встретила его взгляд и увидела, куда подевались все недостающие ему годы. Глаза были голубые, нездешней голубизны, и холоднее ламп на крыше, освещавших этот дворец.

«Эти брахманы обгонят на лестнице общественного положения любого из нас, — передал мне Ашок на мой ИИ в башенке, ставшей из тюрьмы будуаром невесты. Его слова висели в воздухе над красными бастионами старого форта и растворялись в виражах голубиной стаи. — Твои будущие дети благословенны».

До тех пор я не задумывалась об исполнении супружеских обязанностей с десятилетним мальчиком. В невыносимо знойный день я вступила в брак с Ведом Пракаш Нараяном в пузыре кондиционированного воздуха на траве перед гробницей императора Гамаюна.[41] Как и в ночь знакомства, я была в костюме Кумари. Мой муж под золотым покрывалом явился на белом коне, и за ним следовали музыканты и дюжина слонов с татуированными хоботами. Роботы-охранники патрулировали местность, астрологи возглашали благоприятные знамения, и брахман в традиционном значении слова, с красным шнуром, благословил наш союз. Вокруг порхали лепестки роз, гордые мать и отец раздавали гостям драгоценные камни из Гидерабада, мои сестры по шаади плакали слезами радости и разлуки, Мамаджи хлюпнула носом, а злобная старуха Швета суетилась, разнося горы еды из буфета. Слушая аплодисменты и поздравления по приемнику, я обратила внимание на других серьезных десятилетних мальчиков с красивыми рослыми женами-иностранками. Я напомнила себе, кто из супругов — дитя. Но ни одна из них не была богиней.