Лучи из пепла - [100]

Шрифт
Интервал

Недавно Кадзуо написал мне:

«Я выучил азбуку для слепых. Если меня амнистируют, я хочу работать в типографии. Кавамото-сан поможет мне устроиться, когда я снова окажусь за стенами тюрьмы».

И это пишет тот самый человек, который в августе 1945 года «расправился» со своей хрестоматией, решив, что слова — одна сплошная ложь. С тех пор слова помогли Кадзуо понять самого себя, подарили ему дружбу незнакомых людей и, наконец, вновь вдохнули в него мужество.

5

Работа над этой книгой дала возможность автору познакомить читателя с двумя главными персонажами его записей. Но это еще не все. Автор признает, что его усилия понять послевоенную историю Хиросимы и рассказать о ней во всеуслышание придали его жизни новый смысл.

Явившись в Хиросиму с обычным журналистским заданием, я задумал написать как можно более интересную историю чужого города. Но, чем больше я углублялся в эту историю, тем яснее мне становилось, что я вовсе не сторонний наблюдатель событий, а один из их участников.

Ведь и я принадлежу к тем, кто «остался в живых»; по чистой случайности судьба моя сложилась так, а не иначе; я мог бы погибнуть в одном из лагерей массового уничтожения в гитлеровском рейхе. Очутившись на противоположном конце света, в Восточной Азии, я искал ответа на вопрос, поставленный самой жизнью.

Вопрос этот гласит:

Что сделали мы, люди, пережившие вторую мировую войну, для того чтобы оправдать свое спасение? Долгие годы я, так же как и многие другие мои современники, совершенно бездумно воспринимал этот факт; мне казалось само собой разумеющимся, что меня пощадила судьба. В Хиросиме я познакомился с жертвами атомной бомбы. И тут я начал понимать, какое новое несчастье надвигается на человечество. С этих пор я знаю, что мы, поколение тех, кому «и на этот раз удалось избежать объятий костлявой», должны приложить все силы, для того чтобы спасение наших детей не было такой же чистой случайностью, как наше собственное спасение.

Пусть каждый найдет свой путь для борьбы за сохранение жизни на земле.

И пусть он относится к этому очень серьезно.


На обложке воспроизведены фрагменты из серии панно «Хиросима», созданной японскими художниками Ири и Тосико Маруки и удостоенной в 1953 году Международной премии мира.

«Так и лежат они беспорядочными грудами… погибшие юноши и девушки и совсем еще дети», — гласит авторский комментарий к панно, из которого взят первый фрагмент.

Тема панно, из которого заимствован второй фрагмент, — сбор подписей под Воззванием за запрещение атомного оружия.



Еще от автора Роберт Юнг
Электронный оракул

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ярче тысячи солнц

Автор книги вводит читателя в малоизвестную широкой публике среду западноевропейских и американских ученых-атомников, в которой развилась и нашла свое практическое воплощение идея ядерного оружия. Он выступает не только как хроникер событий, а старается показать эти события через те изменения, которые происходили в психологии ученых.Ценность книги — в ее документальности: автор использует обширный и интересный материал — цитаты из официальных документов, стенограмм, мемуаров, частной переписки и даже выдержки из записей подслушанных показаний на допросах.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.