— Я… анонимные письма? — прошептал Ольсненый, поднимаясь с места. — Что такое?
Голос его пресекся, левая рука нервически задрожала. Радусский испытующе смотрел на него. Немного погодя он сказал:
— Ах, вот как… Прошу прощения. Значит, это не вы… Ах, вот как…
- Что вы говорите… да как вы смеете меня, меня…
Пан Ян вынул из ящика несколько листков бумаги и бросил один из них на стол. Редактор взял листок, поднес к прищуренным глазам и прочел от начала до конца. Затем сложил листок.
— Как знатоку здешних очагов и могил, вам, может быть, известен этот почерк?
— Почерка я не знаю. Но знаю, кто это писал, — Кто же?
— Это меня не касается.
— Кощицкий, который тут у вас прижился? Кощицкий, да?
— Итак, мое предложение отвергнуто?
Радусский привлек к себе Эльжбетку и вместо ответа прижал к груди ее голову. Ольсненый отвесил натянутый поклон и, поскрипывая ботинками, вышел. Когда дверь за ним затворилась, Радусский поднял глаза и посмотрел в ту сторону. Прошла минута, две, три. Он все еще сидел, уставив глаза на дверь и сжав челюсти так, точно боялся, как бы с языка его не сорвалось слово, которое ему хотелось бросить вслед уходящему.