Лоза Шерена. Братья - [35]

Да кто ж ему вредить-то хочет? Но по спине все же пробежал холодок, когда Рэми вдруг понял, что сделал. И съежился под ледяным взглядом оглянувшегося Армана. Ведь по слухам старшой не любит, когда его беспокоят по пустякам. Может, он и жизнь Гаарса считает пустяком?

— Я тебя уже где-то видел? — холодно спросил Арман. — Не помню лица, но голос кажется подозрительно знакомым…

И Рэми враз озяб на зимнем ветру. Показалось ему, что все вокруг потемнело и остались в этом мире только он и человек на магическом коне… Сам того не замечая, он сжал сильнее пальцы, сминая дорогой плащ Армана, и осекся, когда Огнистый внезапно ткнул его мордой в плечо, пробуждая от внезапного ступора.

Тише… Арман так и не понял, кто перед ним. Еще нет. Огнистый узнал, но на то он и магическое создание. И вдруг некстати вспомнилось, как Рэми мчался на Искре по столичным улицам, как магический огонь жег вцепившиеся в гриву пальцы, как отбивали дробь по мостовой тяжелые копыта…

Наткнувшись на холодный взгляд Армана, Рэми выпустил, наконец, его плащ, и, уставившись в огромное копыто Искры, тихо прошептал:

— Я был бы счастлив… такой как вы… люди говорят, что вы милостивы, мой архан… но до сих пор как же я мог осмелиться…

Боги, пусть он поверит!

Где-то застрекотала сорока, предупреждая, и Искра недовольно повел ушами, а за спиной Рэми начали терять терпение дозорные. Но, на счастье, боги услышали, и Арман кивнул, бросив:

— Чего ты хочешь? И почему сейчас осмеливаешься? Не понимаешь, что тратишь мое время? Не боишься, что опробуешь кнута за свою дерзость, если тратишь это время зря?

— Простите, я только хотел спросить… — пробормотал Рэми.

Знал он, что высокорожденные любят, когда перед ними извиняются. Настолько любят, что, возможно, не заметят не слишком почтительного и странного вопроса:

— Эти знаки на вашем плаще… — Рэми провел ладонью над кажущейся живой вышивкой, — что они значат?

Некоторое время Арман молчал. Рассматривал Рэми, и тот усердно таращился в побитый копытами снег, стараясь казаться испуганным до смерти и глуповатым рожанином. Только бы не испугаться настолько, чтобы упустить морок, только бы не раскрыть душу перед чуть полыхающими синим глазами архана, не показать, как он боится, и в то же время не выпустить слишком много магии, чтобы Арман ее смог почуять… как много только бы… как опасно… ведь второй раз Арман не помилует. Такие, как он, и в первый раз милуют редко.

И вновь удалось. Взгляд Армана утратил синий блеск, рука в белоснежной перчатке сжала поводья, Огнистый переступил копытами, косясь на Рэми бордовым с яркими искорками взглядом. Ухнула рядом разбуженная чем-то сова, солнечный свет, на время забытый, ударил по глазам, и Рэми вдруг понял, что вновь может дышать…

— Твой вопрос мне не нравится, — начал Арман, отпуская Рэми взглядом, — но я отвечу. Это знаки рода моего отца. Мой отец был уроженцем Ларии, из клана снежного барса, потому его тотем и вышит на всех моих одеждах. Надеюсь, твое любопытство я утолил? А теперь ты утолишь мое. Или ты всех арханов так дерзко останавливаешь? Не верю… иначе бы уже не жил.

Лариец, значит. Рэми вспомнил своего друга Бранше и чуть не скривился. Лариец, который гордится своей кровью, всем ее демонстрирует — оборотень. Не диво, что Арман дружит с Миром… И тотчас же вспомнилась вдруг тихая песнь нечисти, залитая лунным светом поляна в глухом лесу и стоящий посреди поляны лев в окружении пляшущих комочков шерсти… карри… Как давно и как недавно это было, первая встреча с Миром… Мир ведь тоже оборотень. Но Арман… Арман, может и нет.

— Я жду ответа, — прервал его размышления холодный голос.

— Мой друг… просил передать духу замка это… — прошептал Рэми, открывая ладони и показывая амулет. Проклятый амулет, переплетение железных нитей, в точности повторявшее рисунок на плаще Армана. Значит, к Арману Рэми шел… боги так странно шутят.

Амулета Арман, как ни странно, не взял. Прошелся все тем же холодным взглядом по раскрытым ладоням Рэми, потом посмотрел в глаза и спросил:

— Чего ты хочешь?

Вновь стало зябко от этого вопроса. Рэми ошибся? Арман ошибок не прощает.

— Я думал… это вам… дух замка…

— Неправильно думал. Не мне дух замка должен был передать эту игрушку, — резко оборвал его Арман. — Ты увидишь хозяина амулета, но прежде… порядки ты знаешь, не маленький.

Рэми порядки знал. Молясь всем богам о чуде, сдерживая рвущуюся наружу силу, он закатал слегка рукава, шагнул смело к Огнистому и протянул Арману обнаженные запястья. А где-то за спиной тихо и грустно засмеялся Аши. Почему ты смеешься, коварный? Почему затих и даже не думаешь помочь? Будто ждешь чего-то… того же чуда? Ведь ты так боишься встретиться снова с Миром, а сам…

Арман не спешил. Медленно снял белые как только выпавший снег, перчатки, положил их на луку седла и привычным жестом провел пальцами по татуировкам на запястьях Рэми.

Осмотр был быстрым и на диво безболезненным, и даже не успев испугаться, Рэми понял, что свободен. Судя по столь же холодному и равнодушному взгляду, морок все так же обманул Армана. И вновь засмеялся за спиной Аши, вновь по душе разлилась горечь. Рэми не любил обманывать. Не понимал, что плохого он сделал, что должен вот так прятаться, как вор, что не мог выйти к Арману открыто, посмотреть в глаза и сказать, что ему нужно.