— Это невозможно. Мой брат умер четырнадцать лет назад. А амулет закончили в день моего совершеннолетия…
— Да что ты… — задумчиво ответил Вирес, еще раз присмотревшись к ветви в пальцах Армана. А потом подошел к пленнику, который так и не поднял головы во время их разговора, и тихо сказал ему на ухо:
— Но мы ведь с тобой знаем, что это не совсем так, правда?
Арман сжал зубы, а Гаарс лишь прохрипел:
— Ты бредишь, маг.
— Может и брежу… а может и нет. Не забудь, Арман. Когда найдешь целителя судеб, ты меня позовешь.
И показалось Арману или нет, что пленник вздрогнул. А потом вдруг побледнел, подобно выбеленному на солнце полотну. И Арман почувствовал, как в душе Гаарса шевельнулся липкий страх… хотелось бы узнать, что его так взволновало, но в случае с наемником даже магия не поможет. Слишком хорошо у него поставлены щиты — ударишь не там и сломаешь… и смерть поймает Гаарса раньше, чем Арману это было нужно. Просить же Виреса допросить пленника было опасно. Повелитель и его телохранители играют по своим правилам, и никто не сказал, что эти правила Арману понравятся.
А после казни, когда все закончится, Арман отхлещет ту проклятую гадалку из дома веселья так, чтобы у нее больше никогда не возникало желания играть на слабостях арханов.
Уже скоро срок истечет…
И Арман сможет наконец полностью задушить поднявшую голову надежду. Опасную надежду. С которой даже он не мог справиться.
Вот теперь и Вирес.
— Эрр мертв. И ничто этого не может изменить.
— Миранис ждет, — прошептал ему на ухо Нар. — Но сначала ты должен уладить пару дел в городе, ты же помнишь?
И Арман, приказав харибу сторожить пленника, вышел.
А Вирес улыбнулся показавшемуся из тени Кадму:
— Арман не заметил нашего контроля. И не дал затянуть себя в ловушку… Однако в следующий раз разыграй это иначе: осторожно и незаметно вести кого-то слишком уж утомляет.
— С меня должок, Вирес.
— Уж не сомневайся.
— И еще, — тихо сказал Вирес. — Контроль дался мне легко, потому что Армана уже предупредили. Кто-то, осознанно или нет, уже пробудил в нем тревожность, воздействовал на него своей силой. Кто-то, кому Арман безмерно доверяет, настолько, что даже не заметил сильного влияния. Вопрос только кто это и зачем?
И ушел, оставив Кадма в задумчивости.
* * *
В покосившемся домишке смердело старостью и тлением. Единственная комната, давно остывшая печь, рваные занавески на окна, едва стоявший стол и пол в разводах рвоты. Бывшая хозяйка его умерла в глухом одиночестве, вот тут, на той же старой кровати, на которой лежал теперь Алкадий, и перед смертью болезнь ее несщадно получила. Алкадий это чувствовал. Впитывал ее мучения, кормил ими тлеющую внутри ненависть. И не спешил вставать с ветхого ложа… куда и зачем ему спешить? Время работает на него… и силы текут к нему сами… еще немного и то, что не удавалось уже несколько лун, свершится само… Миранис, наследный принц Кассии, сдохнет. А его великая магия и, чудо какое, магия поддерживающих его телохранителей повелителя, будет принадлежать Алкадию.
И убьет его, как ни странно, тот же, кто недавно спас.
Целитель судеб… как же его зовут-то?
Рэми… мальчишка, который сам того не зная, отдал себя в руки Алкадия.
Алкадий встал с ложа, подошел к окну и посмотрел на усыпанный снегом, давно запущенный сад. А за садом, не так и далеко — покосившийся забор, сквозь дырки в котором была видна пустынная улица.
В этом квартале живет нищета и воры. Даже в этот домишко пытались пару раз пробраться, но уходили ни с чем, инстинктивно, как животные, испугавшись поставленного Алкадием щита.
Эти рожане-кассийцы, лишенные магии. Слепые и глухие. Тупые людишки, недостойные жить… и когда Кассия будет его… наконец, Алкадий сможет отомстить…
Но сначала, когда Миранис угаснет, он покормит лозу целителем судеб. Рэми один раз убежал… второй раз ему не уйти.
— Кто ты и зачем пришел? — спросил Алкадий, медленно поворачивая голову.
Посетитель, оказавшийся гибким юношей, несомненно, был магом: прошел через поставленный Алкадием щит спокойно, будто и не было его, а теперь стоял посреди комнаты и оглядывался, а в выразительных, больших глазах его читалась… легкая брезгливость.
Медленно поднявшись с кровати, Алкадий на миг глазам не поверил. Ему вдруг показалось, что в проникающих через оконце лучах он видит другого мальчишку, из далекого прошлого. С таким же чистым взглядом, с таким же огнем магии внутри, такого же спокойного и уверенного в своей силе… виссавийца.
Но наваждение пришло и отплыло, оставив за собой мягкость горечи. Всего лишь кассиец… несомненно, кассиец, рожанин… вон же, золото татуировок на запястьях, которое Алкадий чувствовал даже через толстые рукава куртки. Такому и магом-то по кассийским законам быть нельзя… здесь маги исключительно высокорожденные, арханы, а рожанам с даром дороги две — либо в жрецы, либо в объятия смерти.
Да и прошлого не вернуть. И ту боль внутри, увы, никогда не унять… слишком поздно.
Проклятая, погрязшая в своей гордыне Виссавия!
— Мне казалось, я почувствовал здесь магию, — оглянулся вдруг на Алкадия юноша. — Но, вижу, что ошибся. Ни один маг не станет жить… в таком месте.
