Ловушка для ящериц - [15]
Мина завернула рукав белой полотняной рубашки и показала едва заметный подковообразный шрам. Олимпия осторожно погладила тонкий, словно изогнутая ниточка, след и сказала:
- Знаешь... а у меня не было дорогих игрушек.
Не зная, что ответить, Мина вышла за льдом, чтобы остудить согревшийся за время рассказа лимонад, а когда вернулась, на ее месте на диване сидел доктор и что-то Липе нашептывал. На самом деле секретничали они о собаке, поскольку Мина была против, чтобы ее приручать, понимая, что Олимпия с собой щенка не заберет, а им, привыкнув, будет трудно его оставить. Липа понимала это не хуже нее, но все равно поступала по-своему, и вообще временами вела себя слишком шумно, сумасбродно. Доктор даже намекнул на "серьезный неврозик", но Марк отшутился, сказав, что она просто не знает, кого из них двоих предпочесть.
Теперь она шла между двумя мужчинами, взяв их под руки и слегка повиснув, молчаливая, с трудом передвигая ноги, что было особенно заметно Мине с Марком, которые потихоньку отставали. Они не торопились догонять компанию, Марк, чего давно уже не делал, держал Мину тесно за талию, и она наконец решилась спросить его, когда заметила темную толпу людей, двигавшихся навстречу, в сторону отвесных скал. Поравнявшись с ними, она рассмотрела лица лучше и дернула мужа: шесть или семь похожих, как родственники, с очень смуглой кожей мужчин, негромко переговариваясь, прошли мимо, один из них, в середине, нес, прижав к груди, ослепительно белого ребенка. Мина крепче сжала ладонь Марка, так, что самой стало больно от обручального кольца, а один из мужчин ответил ярко-синим, пронзительным, как удар ножа, взглядом.
- Они украли его, - прошептала Мина через минуту, когда перед ними снова замаячили спины друзей. - Невозможно, чтобы у них родился ТАКОЙ ребенок. И, ты заметил, одни мужчины, ночью. Скорей всего они его продадут, надо узнать у доктора.
16
Мина сильно, всем телом потянулась, с наслаждением чувствуя, как послушно встают на место размягченные жарой суставы и гибким рядом выпрямляются позвонки; перевернулась навзничь, поперек пестрого покрывала. Она молода, она непозволительно для своих лет молода, и Марк наверняка заметил это по легкости, с какой она теперь носит свое полное тело, по туманной прозрачности платьев, по наивности некоторых движений. Конечно, они женаты достаточно долго и он никогда не ревновал, но такой он ее еще не видел. Мина мельком, вытесняя из-под покрывала острый угол книги вбок, в сторону, взглянула на море - солнце заслонилось раздерганной, словно грязный овечий бок, тучей и море катило мертвенно-бледные турмалиновые волны. Марка с Олимпией она не заметила.
Теперь лежать стало совсем комфортно, даже неуловимое насекомое перестало ползать по ноге, замерло, испуганное надвинувшимся облаком, и самое время в прохладе подремать, помечтать под тишайший, скромнее самого мелкого речного прибоя, плеск и монотонные детские голоса. Странно, что пиратские корабли смогли незамеченными подобраться к укрепленному берегу, здесь такая акустика, что она за скалой, на другом конце пляжа, отчетливо различает некоторые имена, родительские окрики, смех и иногда плач, похожий на визг от щекотки. Ей трудно разобрать: намокая, лица детей скукоживаются.
Они не пошли в лагуну, а остановились на полпути, за скалой на камнях, хотя здесь и не слишком удобно спускаться к морю, потому что за ночь никто из них как следует не отдохнул. В три часа утра Мина проснулась от резкого движения Марка, когда он приподнялся на постели, чтобы зажечь лампу, потому как в ногах у кровати кто-то стоял, покачиваясь. Окна они никогда не закрывали, городок для отдыхающих считался местом абсолютно безопасным, что при свете лампы немедленно и подтвердилось - растрепанная, в одной ночной сорочке перед ними стояла Олимпия, обняв подушку и наполовину выскользнувшее из рук на пол одеяло. Мина сделала вид, что ей это померещилось, и, спасаясь от яркого света, перевернулась на другой бок. Однако явление заговорило громким шепотом:
- Он такой огромный, у него целая свита и огромные, как у лося, рога, и все они устремились к моей кровати, а дверь на улицу, вы же знаете, заперта...
Несмотря на недовольное шевеление Мины под одеялом, Липин голос возвысился до нормального:
- Он был как король, и поступь такая громкая, и скрежет чешуи под обоями, а придворные, он им велел, стали забираться ко мне на постель, на руки, шевелить волосы...
Олимпия подвывала почти в полный голос, и вот почему: она хотела, оказывается, остаться с ними в одной комнате, только не на полу, там они к ней легко подберутся, и требовалось Минино разрешение, иначе наутро Марку не сдобровать. Мина села на постели. Как это нелепо: взрослая, с длинными руками и большими ступнями женщина до дрожи, до сумасшествия боится насекомых, которые даже не ядовиты.
Мина накинула халат и прошла в гостиную, взяла из вазы грушу, надкусила: вот видишь, здесь никаких насекомых нет, ты можешь лечь на диване, а дверь в твою комнату мы закроем. "Можно, я не буду выключать свет?" Мина ответила согласием уже из спальни. Когда с улицы, где он курил, вернулся Марк, Липа попросила оставить открытой дверь к ним в комнату. Слушая, как она ворочается, устраиваясь на диване, и вздыхает, Мина прильнула к мужу и прошептала на ухо: "Теперь-то ее с чистой совестью можно переселить в гостиницу куда-нибудь на пятый этаж, подальше от мокрой зелени и земляных дорожек..."
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».