— Макс, — Оливия уже тянула его за собой одной рукой, в другой держа бутылку «Анжуйского» и два бокала. — Выпьем. За нас, — сказала, когда они вышли из гостиной и оказались на кухне.
Оливия чокнулась с ним, выпила, забралась Максу на колени, обняла.
— Как я счастлива, Макс. Ты даже не представляешь.
Оливия поцеловала его, но Макс, отстраненный, не ответил. Он был еще сам не свой в отличие от нее, светящейся счастьем.
— Почему ты ничего не ешь? Ешь, не стесняйся.
Оливия придвинула к нему салаты, еще налила себе и ему вина.
— Когда же, наконец, наступит завтра?
Выпила. Макс ощутил какое-то напряжение. Все в нем противилось неоправданному веселью Оливии. Ему не хотелось оставаться тут ни минуты.
— Может, поедем ко мне?
— Ты что, спятил, Макс! Я должна эту ночь провести здесь.
— Но почему? — Макс не мог понять.
— Не знаю. Того, вероятно, требует обычай. Что за этим стоит, мне действительно неизвестно.
Оливия опустилась у его ног на колени, облокотилась о них, заглянула в глаза.
— Ты же не бросишь меня здесь одну? Останешься?
— Оливия, ты прекрасно знаешь, что это невозможно.
— И ты тоже! — она рывком поднялась с колен, заходила взад-вперед по кухне. — Ты хочешь оставить меня одну? Оставить? Да? В такую минуту?
— Я приду завтра.
— Завтра, завтра! До завтра еще десять часов, десять долгих часов. Я не выдержу, я сойду с ума! — Оливия неожиданно остановилась возле Макса, прижалась к его груди. — Не уходи от меня, Макс, пожалуйста, останься. Слышишь — ты останешься, останешься! — схватила она его решительно за руки. — Макс, я ведь люблю тебя, люблю! Макс… — зашептали её губы, и Оливия потянулась к его губам. Ладони ее судорожно заскользили по его лицу, сдавили виски. Она стала целовать Макса, гладить, распаляясь все сильнее и сильнее. Её дрожь и волнение передалось и ему. Макс понял, что устоять перед этой женщиной и в этот раз ему не удастся. И он сдался.
Пылкость Оливии была поразительной. Она словно в последнем угаре снова и снова безжалостно набрасывалась на него в спальне, требуя повторения. И лишь насытившись, обессиленная полностью, упала рядом с Максом и тут же уснула. Макс тоже попытался погрузиться в сон, но только закрывал глаза, как в висках начинали учащенно стучать маленькие молоточки. Голова раскалывалась от перенапряжения. Он понимал, что не должен был оставаться с Оливией наедине, не должен был давать ей ни малейшей искры надежды, должен был бежать от нее, скрыться, не поднимать телефонную трубку, ведь он знал, что Оливия была что трясина, увязнуть в которой проще простого, выбраться же — тяжело и мучительно. Но он сам пошел на это. Сам. Хотя нужно было немного подождать, каких-то два-три дня, пока не зароют покойника, пока квартира не освободится от духа Рика Рэнделла. А так все окружающее пропиталось еще большим, гнуснейшим пороком, ведь за стеной снова её муж, который пусть и не слышит больше ничего, не чувствует, не воспринимает, но еще находится здесь, присутствует, существует!
От этой мысли Макса передернуло и бросило в холодный пот. Тут неожиданно вскрикнула Оливия и резко поднялась на постели. Испуганные и остекленелые глаза её вытаращились, рот перекосило. Прошло несколько секунд, прежде чем взгляд приобрел осмысленное выражение, и Оливия узнала Макса. Узнав, сразу схватила его руку и крепко сжала.
— Макс, Макс, — сказала она, — мне привиделся кошмарный сон.
— Ты видела его, Оливия?
— Да, он смотрел на нас. Смотрел, как мы занимаемся любовью.
— Оливия, это невозможно, невозможно, Оливия!
— Макс, мне страшно. Ты был прав, нам нельзя было здесь оставаться. Давай уедем отсюда. Давай поедем к тебе, нет, в какой-нибудь мотель, снимем номер, переночуем там. Я не могу больше. Если бы ты видел его, Макс. Он сидел рядом, тут, на краю постели. Я думала, умру от его взгляда.
Макс попытался ее успокоить, хотя сам слышал, как не унимается сердце:
— Оливия, что ты говоришь. Это же был сон, только сон. Ты просто сильно устала.
Он погладил Оливию по плечу, привлек к себе.
— Давай уедем отсюда, Макс. Я боюсь. Я сойду с ума.
— Давай, — не стал перечить Макс. Ему самому хотелось поскорее выбраться из этой мрачной квартиры. Из этого черного склепа. Он чувствовал себя подавленным.
Собрались в считанные минуты. Уже в машине почувствовали облегчение. Перед тем, как тронуться, Макс посмотрел вперед и дрожащим голосом произнес:
— Ты знаешь, я ведь тоже видел Рика во сне.
— О, боже! — вскрикнула Оливия и от ужаса спрятала лицо в ладонях.
Всю дорогу они больше не произнесли ни слова. Подъехав к бару, Макс вышел из машины и помог выбраться ей. Оливия вцепилась в его руку и не отпускала до самого столика. Он не возражал, когда после выпитой рюмки Оливия заказала еще. Макс тоже решил хватить больше обычного.
Выпив еще пару рюмок, Оливия поднялась и, слегка пошатываясь, побрела к танцующим. Вскоре Макс совсем потерял ее из виду в сигаретном дыму и непроницаемом чаде. Вернулась Оливия растрепанной, но несколько оживленной.
— Еще хочу выпить, — сказала, небрежно плюхнувшись на стул.
— Тебе не стоит больше пить, Оливия. Это может плохо кончиться.
— Плевать! Ты что, испугался? Испугался покойника? А я его не боюсь. Отбоялась. Пускай попробует меня достать. А, Рик, ты слышишь меня! — вскричала неожиданно она, вскинув голову вверх. — Что, съел, а! На-ка, подавись, урод! — вскинула она вверх кулачок с одиноко торчащим средним пальцем. Оливия уже не контролировала себя. Захихикала, как полоумная. Но кому-то это не понравилось. Неожиданно рюмка Оливии разорвалась вдребезги, опрыскав ее каплями виски. Оливия испуганно уставилась на нее, и хмель ее как ветром сдуло. Макс тоже несколько секунд не мог прийти в себя, потом резко поднялся и потянул Оливию к выходу:
