Ловушка для банкира - [36]

Уставившись в листок, туземец стал читать нараспев:

«Храни меня, последняя любовь

От мелочных, незначимых сомнений,

От ревности и от пустых тревог,

От резких фраз ненужных подозрений.

Оставь меня, последняя любовь,

Нет больше сил бороться за свободу,

Нет сил претерпевать всю эту боль,

Нет сил, и я противиться не буду.

Прости меня, последняя любовь

Забудь упреки — в этом виноват я.

Забудь печаль, что мучит вновь и вновь,

И дай забыться мне в твоих объятьях».

Светлана была поражена.

— Это чье ж такое стихоплетничество?

— Мое, — глухо сказал Харитон. — Специально для тебя сочинил. Нравится?

— Нравится, — женщина смерила взглядом обрадовавшегося, было, туземца и вдруг заливисто расхохоталась. — Ладно врать-то! Чай, содрал у кого-нибудь стишата эти, а теперь за свои выдаешь — чтоб цену набить.

Харитон, пораженный такой грубой насмешкой, растерялся. Кормилица тут же воспользовалась моментом. Она оттолкнула с пути осмеянного поклонника, и, прижав покрепче детей, быстро пошла вперед по аллее. На туземца было страшно смотреть. Боль, обида, жгучая ненависть охватили все его существо. Когда Харитон провожал взглядом удаляющуюся женщину, его раскосые глаза сверкнули яростным огнем. Словно почувствовав этот взгляд, Светлана тревожно обернулась. Но лицо туземца уже приняло свой обычный вид — теперь оно не выражало ничего, кроме равнодушия. Кормилица еще крепче прижала к себе малышей и заспешила прочь.

Картинка дернулась… Сон перенес Викторию на второй этаж графского особняка — прямо к двери ее нынешней комнаты. Именно к ней, к этой двери, примчался сейчас огромный черный мастифф. Он встал на задние лапы и, толкнув передними дверь, моментально ввалился внутрь комнаты. Светлана как раз уложила маленького графа на дневной сон, а сама устроилась неподалеку с вышиванием. Пес бросился к кормилице и жалобно заскулил.

— Лютый! Ты что творишь, образина черномазая?! — ахнула женщина.

Молосс кинулся к двери, призывно оглядываясь на кормилицу.

— Никуда я с тобой не пойду, — решительно заявила Светлана. — А ну-ка — вон!

Она попыталась выставить пса из спальни, но молосс никак не давался в руки. Словно черный ураган, носился он по комнате, продолжая надрывно скулить. Илюша заворочался в своей колыбельке — малыш начал просыпаться от поднятого шума. Кормилица опасливо покосилась в его сторону.

— Цыц, ирод неугомонный, — шикнула она на собаку. — Хорошо, пойдем.

Пес только этого и ждал. Он мгновенно выскочил из спальни и в нетерпении стал переминаться с лапы на лапу. Женщина появилась через минуту. Убедившись, что маленький граф крепко спит, кормилица на цыпочках вышла в коридор и прикрыла за собой дверь.

— Ну, чего тебе надобно, глупая псина? — сурово глянула она на молосса. — У Илюшеньки нашего сегодня первый День рождения. Гости к вечеру соберутся — мальцу выспаться надо, сил поднабраться. А ты такой переполох в его спальне устроил. Будишь, тревожишь малютку! Разве хорошо это? А, Лютый?

Мастифф виновато завилял обрубком хвоста. Кормилица потрепала его по брыластой морде и уже собиралась вернуться в спальню наследника, как вдруг пес ухватил ее за подол платья. Светлана досадливо поморщилась.

— Чего тебе еще?

Лютый зыркнул на нее исподлобья, а затем настойчиво стал тащить по коридору к соседней комнате. Материнское сердце дрогнуло в недобром предчувствии.

— Неужто с Васенькой что худое приключилось?!

Забыв обо всем на свете, женщина поспешила за собакой. Едва дыша от волнения, она дрожащей рукой отворила дверь и вошла в комнату своего сына. Васенька — кровиночка ее ненаглядная, то единственное, что осталось от любимого мужа — мирно спал в кроватке. Ноги Светланы подкосились. Бессильно опустившись рядом с колыбелью, она расплакалась. Молосс подошел к кормилице.

— Ух, баламут! Пошто зазря напугал? — женщина в сердцах пнула сунувшегося к ней пса. — Пшел на двор, Лютый — убирайся с глаз моих долой!

Мастифф поджал хвост и выскользнул из комнаты. Однако, вопреки приказу Светланы, убегать он не собирался. Убедившись, что вокруг нет ни души, Лютый направился прямиком в спальню наследника. Илюша сладко посапывал в колыбельке, когда над ним нависла грозная собачья морда. Пес внимательно смотрел на спящего ребенка, будто принимая какое-то важное решение. Затем он отошел на середину комнаты и… стал превращаться в человека! Мощные лапы обратились в сильные, мускулистые мужские руки и ноги. С тела полностью исчезла черная шерсть — осталась лишь смуглая упругая кожа. Морда со слюнявыми отвисшими брылами приняла вид человеческого лица с высокими скулами и раскосыми глазами. Вне всякого сомнения, это был слуга-туземец. Харитон оказался совершенно голым, но это его, похоже, ничуть не смущало. Еще раз глянув на спящего младенца, он, крадучись, приблизился к двери. При этом движения туземца абсолютно не напоминали его обычную европейскую походку. Сейчас это был не слуга Харитон. Это был Хуаймурес — вольный дикий индеец, выросший в джунглях Бразилии.

Колдун-оборотень чуть приоткрыл входную дверь и прислушался. В коридоре тихо. Светлана, вероятно, задержалась в комнате у своего ненаглядного сыночка. Туземец ухмыльнулся — вот и славно. Колдун аккуратно прикрыл дверь и повернул в замочной скважине ключ. Все, спальня наследника надежно заперта. Теперь можно действовать! Первым делом туземец неслышно переместился к открытому окну и, размахнувшись, со всей силы швырнул в него ключ. Пролетев около ста метров, тот шлепнулся ровно по центру огромной клумбы в глубине сада. Оборотень удовлетворенно кивнул. Он подошел к детской колыбельке и взял на руки спящего Илюшеньку. Малыш заворочался в беспокойстве. Однако колдун больше не осторожничал. Он бесцеремонно ухватил ребенка подмышку и направился к платяному шкафу. Открыв его, туземец усадил Илюшу внутрь и захлопнул тяжелую дверь прямо перед носом мальчика. Какое-то время в спальне царила тишина. Но вскоре из шкафа донеслось постукивание: тук-тук… тук-тук… тук-тук… Видимо, ребенок начал стучать ладошками по двери, чтобы его выпустили. Увы, это в планы колдуна не входило. Наоборот, он тщательно проверил, надежно ли заперт шкаф, и только после этого отошел на середину комнаты.