Ловец птичьих голосов - [12]

Праздники… Здесь все жизнерадостно — музыка, смех, женщины с загадочными улыбками и энергичные мужчины; его мир — мир призрачных теней. Былое поросло травой… Зачем он ехал, чего искал?

Он выпивает несколько рюмок подряд, но не пьянеет. Мир настроен на одну волну. Радуется и веселится, наслаждается радостным мигом…

Ярема смотрит на людей. Некоторые попадали в поле зрения по нескольку раз, и он уже узнавал их, они были для него мимолетными знакомыми. Музыка вновь перемешивала их, они терялись, исчезали, чтобы неожиданно снова появиться перед глазами. Одна из женщин показалась ему на удивление не чужой… От неожиданности он не мог понять, была ли она похожа на виденную раньше, или приметил ее только вот здесь. Он уже не мог оторвать от нее взгляда, и когда какая-нибудь пара закрывала ее, нетерпеливо выглядывал, когда же снова появится она. И вот она снова перед ним. Волосы разметались по плечам, грациозная фигура — женщина смотрит на него, и губы ее шевелятся. Что и кому она говорит?

Но боже ты мой! Разве такое может статься, разве один человек может так разительно напоминать другого?

Он не смог усидеть, поднялся со стула и начал пробираться между танцующими, спешил развеять пелену, что застелила ему глаза.

И он увидел лицо… Оксаны. Знакомое и немного чужое — какими-то неуловимыми черточками. В глазах ее застыли немой вопрос и удивление… Она могла бы быть родной сестрой Оксаны. Не соображая, что делает, он пригласил ту женщину (хорошо, что она танцевала не с мужчиной) и закружил с ней в медленном вальсе.

— Почему вы на меня так смотрели?

— Как?

— Как старый ревнивец.

Его лицо скривилось в гримасе.

— Извините, — попросила она. — Я не подумала…

Больше она ничего не говорила, и он тоже молчал. А когда, немного придя в себя, подошел приглашать на новый танец, она с готовностью поднялась навстречу. У него наконец немного развязался язык, и Ярема узнал, что его партнершу зовут Валентиной, что женщина, как и он, тоже строитель. Нет, задерживаться здесь не собирается — голова начинает побаливать. Провожать не нужно, она живет неподалеку…

Пока он разговаривал с Валентиной, ему все казалось ненастоящим — его слова и ее. Лишние, ненужные… Когда отмечал ее сходство с Оксаной, тогда она ему нравилась, а забывал, что именно привлекло в ней, — становилась безразличной. Но снова какая-то черточка в ней отзывалась родным, и он опять тянулся к ней.

Как только они вышли на улицу, Валентина вдруг остановилась и медленно проговорила:

— Скажите, кого вы во мне пытались узнать?

Ярема опешил.

Но тут начались расспросы о знакомых, которые могли бы оказаться общими, и он успокоился.

Она шла, и волосы, напоминающие ковыль (о всемогущая химия!), слегка дрожали от ее шагов. Валентина влюбленно говорила о своем городе. Яреме он тоже нравился — широкие прямые улицы, много воздуха, зелень…

— А вот здесь я живу. — Она и забыла, что просила не провожать, и теперь не торопилась уходить.

Ярема хотел, чтобы она скорее оставила его, и боялся, что вдруг исчезнет и он потеряет то нежно-грустное чувство, которое появилось у него там, на вечере. И вдруг ни с того ни с сего начал рассказывать о ночных отчаянных вылазках, боях и потерях, о своих побратимах. Только об Оксане ни слова.

Валентина молчала, потом задумчиво произнесла:

— Как все-таки бывает в жизни: рядом с тобой живая легенда, а внешне — человек, как и все. Попробуй догадайся!

— Тоже нашли легенду, — смутился Ярема.

Валентина смотрела на него ласково и немного печально. Ему показалось, что он знаком с ней давно-давно. И сейчас понял, что ему не хотелось бы, чтобы она уходила.

И они не расстались. Тусклый свет в подъезде, глухие шаги по ступенькам. Третий этаж, одиннадцатая квартира…

Окружили его чужие люди с фотографий — по-сельскому — на стенах, молча и настороженно следили за ним: зачем ворвался в их покой? Квартира стандартная — он сам строит похожие. Хозяйка что-то передвигает на столе, что-то пьют они, о чем-то говорят. Сам себя не понимает Ярема… Бокалы касаются друг друга. Но вот пугливый звон сразу же смолкает, и в тишине рождается женский голос. Валентина говорит о неизлечимых ранах, принесенных войной, и о том, что жизнь все-таки идет, и в этой жизни случается всякое. В ее голосе и жажда жизни, и страх от ее скоротечности… Типичный монолог одинокой женщины. Одинокая женщина не хочет быть одинокой. Хочет ощущать кого-то рядом, жить для кого-то… Живой человек нужен.

Живой…

Живые живут с мертвыми, мертвые с живыми. Только не замечают этого. Если место умерших не смогут занять живые, что тогда?

Только что ему было хорошо рядом с этой женщиной. Хорошо ему было, но уже чувствуется незаметный сквозняк, который развеял покой и уют, как лжеславу.

Ярема собирается домой.

— Куда вы?

— В гостиницу.

— Посидели бы еще, кто там ждет? — И угощает вареньем, которое сама приготовила.

Мог бы еще и побыть. Никто его не ждет. Но знала бы эта женщина, что так некстати встретилась, какие струны нечаянно задела в нем! Живые живут с живыми…

Пустые улицы распахивались перед ним, словно коридоры огромнейшего дома, в котором вымерла жизнь. Утром в автобусе он ехал этими же улицами в лесную глушь, где люди и звери живут мирно, по-соседски.