Лоуни - [96]
Хелен улыбнулась, когда увидела, что я отпираю решетку. У меня было впечатление, что она хотела подойти, чтобы поговорить о чем-то, но так и не подошла, и я раздвинул створки и стал спускаться по лестнице, отпирая дверь внизу, которая потом сама закроется, что означает, что никто не побеспокоит меня до конца дня. Здесь есть телефон, но всю корреспонденцию я получаю по электронной почте. Всем понятно, что моя работа требует тишины и покоя. Уж это, во всяком случае, им обо мне известно.
Меня встретила волна теплого воздуха. Здесь, в цокольном этаже, всегда тепло. Сухая жара препятствует сырости, а сырость вредна для книг. Летом тут бывает, конечно, тяжеловато, но в это утро я был более чем благодарен за тепло.
Я включил лампы дневного света. Они зажглись, мерцая, и осветили длинные ряды книжных полок и шкафов. Здесь располагались мои старые друзья. Те, кого я близко знаю последние два десятка лет.
Когда у меня бывает свободная минутка, что случается все реже и реже в последнее время, я с радостью возвращаюсь к «Истории мальтийских рыцарей» Верто или «Теории и практике современных войн» Барретта. Нет лучше способа провести часок-другой, раз уж музей закрыт, чем за чтением этих томов в тихом размышлении и погружении в анализ. По-другому их читать не имеет смысла. Разложить их в открытом виде на стенде музея для людей, способных лишь мельком взглянуть на них, на мой взгляд, значит нанести им оскорбление.
Обычно я работаю в самой глубине подвала, где находятся мой компьютер, который я использую для исследований, и широкий стол, где я держу переплетное оборудование, и на нем еще остается полно места.
Не знаю почему, некоторое время назад я почувствовал некую потребность — и от этого я ощущаю себя персонажем диккенсовских романов или, может быть, кем-то из челяди Скруджа — и передвинул стол под стеклянную панель, одну из тех, что устанавливают на уровне тротуара, так что я мог, подняв глаза, наблюдать тени от ног проходящих людей. Что-то, наверно, в этом есть успокаивающее. Я сидел внизу, в сухости и тепле, а они под дождем спешили и куда-то опаздывали.
Но сегодня стекло было матовым от нападавшего снега, и в подвале стало еще более уныло. Люминесцентные лампы, если честно, мало что дают, только тени создают, поэтому я включил настольную лампу и сел за стол.
В последние несколько недель я работал над серией викторианских книг о дикой природе, которые музей получил в дар при распродаже имущества какого-то землевладельца из Шотландии. Энциклопедии флоры и фауны. Учебник по ветеринарии. Объемные тома, посвященные барсукам, лисам, орлам и прочим хищникам. Их привычкам, особенностям размножения и разнообразным способам их отстрела.
Книги были в приличном состоянии, особенно если учесть, что они годами влачили жалкое существование в хижине младшего егеря, но кожаные обложки придется заменить и заново прошить страницы, если предположить, что кто-нибудь будет их читать. Кто-нибудь да будет. Всегда находится кто-то, кто находит такие вещи захватывающими. Ученым могут понадобиться различные подробности по той или иной теме, но музейным работникам интересно содержание написанных от руки заметок на полях. В данном случае это записи неизвестного егеря, чьим делом было на протяжении пятидесяти лет рыскать по болотам и следить за дикими животными.
Это были заметки о погоде и местах гнездования птиц, разбросанные среди рисунков, на которых егерь изобразил хищников, убитых им из-за необходимости оберегать оленей и куропаток. Вот лиса попалась в капкан. Вот скопа, убитая дробью, распростерлась на земле. На первый взгляд могло показаться, что все эти изуверские подробности объясняются хвастовством, так же как подвешенные на стенах коридора головы убитой добычи или мертвые крысы на изгороди, но детально прорисованные остро заточенным карандашом перья, мех и глаза заставляли предположить, что на самом деле егерь любил всех зверей.
Думаю, для него это было тем же, чем обрезка садовых деревьев для садовника. Этот егерь не испытывал ненависти к животным за то, что они следовали своим инстинктам, подобно тому как садовник не испытывает ненависти к растениям за то, что они растут. Заботясь об охотничьих угодьях, егерь пользовался накопленными знаниями. Без этого там ничего бы не было, один только хаос, и я подозреваю, что теперь, когда больше никто не присматривает за лесом, там все одичало.
Я работал примерно час или чуть больше, когда услышал, что в другом конце подвала открываются двери. Я положил очки на стол — в последние годы я страдаю близорукостью — и посмотрел за книжные полки. Пришла Хелен, на руке у нее висело пальто.
— Вы здесь? — спросила она, приставив козырьком ко лбу руку в перчатке и вглядываясь в затененное помещение.
Я встал из-за стола:
— Да. А что такое?
— Хорошая новость. Мы можем идти домой, — объявила она.
— Домой? — удивилась я.
— Музей закрывают из-за снегопада.
— Мне нужно закончить работу.
— Вы не обязаны это делать. Все уже уходят.
— Все равно. Я бы хотел доделать ее.
— Но там настоящая пурга, на вашем месте я бы все бросила. Иначе вы можете застрять здесь на всю ночь. Если хотите, я могу подвезти вас до Паддингтона.
Сборник мистических рождественских историй от популярных современных авторов. Долгие холодные ночи – идеальное время, чтобы укутаться в плед, заварить ароматный чай и погрузиться в хорошую книгу. Здесь старинные поместья хранят свои страшные секреты, привычные предметы оживают сами собой, а за каждым углом поджидают призраки и ходячие мертвецы. Но где в этой атмосфере потусторонних тайн заканчивается сон и начинается явь? В этом сборнике – восемь мистических историй, написанных в лучших традициях Чарльза Диккенса и Генри Джеймса современными авторами бестселлеров.
Каждую осень Джон Пентекост возвращается на ферму, где он вырос. Каждый год он помогает семье пригнать овец с болот на зиму. Мало что меняется в далекой деревеньке, но в этот год умирает дед Джона, а на ферму впервые приезжает его жена Кэт. Жители Эндландс защищают свои земли от хитрого Дьявола с помощью рассказов и старинных обрядов. Но пока фермеры заняты своими делами, Дьявол подбирается гораздо ближе, чем они думали.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».