Лоуни - [46]

Это случилось примерно в то время, когда к нам в качестве еще одного алтарного прислужника присоединился Пол Пиви. Он был моложе Генри и меня, худой и бледный, очень маленького для своих лет роста. Пол горел желанием угодить отцу Уилфриду.

Пол мог бы, не задумываясь, вступить в Гитлер-югенд или присутствовать на публичной казни в первых рядах. Его отец был завсегдатаем в баре церковного социального центра, где я помогал собирать стаканы по пятницам вечером. Это был один из тех горластых субъектов, которые мыслили так, как их учили таблоиды. Обычными темами рассуждений этого горлопана были иммигранты, безработные, лейбористы или же люди, сумевшие объединить в себе эти три категории.

Как-то раз в воскресенье, после того как рясы были сняты, осмотрены на предмет грязи и повешены в шкаф в ризнице, отец Уилфрид прошел в свой маленький кабинет за соседней дверью и вернулся с двумя парами садовых перчаток. Одна предназначалась для меня, другая — для Пола. Генри было протянул руки к перчаткам, но отец Уилфрид приказал ему сесть и отправил меня и Пола в конец кладбища принести столько крапивы, сколько мы сможем захватить.

Не смея задавать вопросы отцу Уилфриду, мы послушно заторопились выполнить задание, нашли целые заросли рядом с огромными викторианскими склепами и вернулись с охапкой обратно. Крапива, несмотря на перчатки, все-таки ухитрялась жалить нам руки.

Генри широко раскрыл глаза, когда увидел, с чем мы пришли. Он каким-то образом понял, что крапива предназначена для него, и в голове у него роились самые ужасные предположения.

— Садитесь, — сказал нам отец Уилфрид, и мы повиновались.

Генри начал было спрашивать нас, что происходит, но снова замер в неподвижности, когда отец Уилфрид хлопнул дверью ризницы.

Несколько секунд отец Уилфрид постоял у стены, глядя на нас. Смятение Генри росло.

— У меня к вам вопрос, мальчики, — сказал отец Уилфрид наконец, принимаясь, как обычно, расхаживать взад-вперед по каменным плитам и похлопывая ладонью по Библии. — Когда наступит Судный день, кто будет низвергнут ниже всех в Ад?

Пол немедленно поднял руку.

— Язычники? — предположил он.

— Нет, — ответил отец Уилфрид, — еще ниже, чем язычники.

— Протестанты? — продолжал Пол.

Отец Уилфрид внезапно остановился напротив Генри:

— А ты как думаешь, Маккаллоу?

Генри испуганно поднял на него глаза:

— Убийцы, преподобный отец?

Отец Уилфрид покачал головой:

— Нет, Маккаллоу. Те, о ком я говорю, будут с завистью смотреть на то, как наказывают убийц.

— Те, кто погряз в блуде, — внезапно сказал Пол.

— Ближе, Пиви. Онанисты, — объявил отец Уилфрид.

Генри смотрел себе под ноги.

— Испорченные маленькие мальчики, у которых слишком много времени и есть руки, которым нечем заняться. Маккаллоу, твоя мать говорит, что ты онанируешь.

— Нет, преподобный отец.

— Она говорит, что ты держишь в своей комнате грязные журналы.

— Я не держу, преподобный отец. Это ее журналы.

— Ты хочешь сказать, что твоя мать лжет?

Генри ничего не ответил.

— Пятая заповедь, Пиви.

— Чти отца твоего и мать твою, — процитировал Пол, выжидательно глядя на Генри.

Отец Уилфрид положил Библию на стол:

— Я еще раз спрашиваю, Маккаллоу. Твоя мать — обманщица?

— Нет, преподобный отец.

— Так, значит, то, что она мне рассказала, правда?

Генри опустил голову на руки. Отец Уилфрид скривил верхнюю губу, как будто запахло чем-то крайне неприятным.

— Грешный мальчик, — сказал он, — у меня не было времени для таких вещей, когда я был в твоем возрасте. Я был слишком занят, выпрашивая остатки пищи, которыми и собака погнушалась бы, чтобы прокормить свою семью, да и соседскую тоже. Подумай о бедных в следующий раз, когда тебя будет одолевать искушение, — их рукам неведома праздность, мальчик. Они либо работают, либо молятся о работе.

— Простите меня, преподобный отец, — рыдал Генри.

Отец Уилфрид впился взглядом в Генри, но протягивал руки в нашу с Полом сторону, и, неуверенно посмотрев друг на друга секунду, мы передали ему крапиву, которую священник взял, даже не поморщившись.

— Руки, — приказал он Генри.

— Что? — не понял мальчишка.

— Дай мне руки, — повторил отец Уилфрид.

Генри протянул вперед руки, и отец Уилфрид положил крапиву ему на ладони.

— Сожми, — последовало следующее приказание.

— Пожалуйста, преподобный отец, — взмолился Генри. — Я больше не буду.

— Сожми крапиву, Маккаллоу!

Генри осторожно сложил вместе ладони, и отец Уилфрид неожиданно сильно шлепнул по ним. Генри вскрикнул. Отец Уилфрид сдавливал ладони Генри все сильнее, пока зеленый сок не потек между пальцев несчастного вниз по рукам.

— Поверь мне, Маккаллоу, эта боль не идет ни в какое сравнение с той, что испытывают онанисты в Аду.

Рыдания продолжались еще с минуту, потом отец Уилфрид разрешил Генри выбросить крапиву в мусорное ведро, после чего идти в церковь молиться о прощении.

— Никому ни слова, мальчики, — сказал отец Уилфрид мне и Полу, когда мы надевали куртки. Пол слегка порозовел от возбуждения после всего происшедшего. — Эти уроки только для вас и ни для кого другого.

— Да, отец Уилфрид, — монотонно пропели мы в унисон.

— Хорошо, — сказал он, — а теперь на колени.