Лотерея "Справедливость" - [39]
— Это выше моих сил… Может, пока отойдем?
Ольга Тимофеевна продолжала:
— Твой близкий друг, Мария, которая тоже присутствует здесь, открылась нам, что в последнее время тебя несправедливо преследовали представители мафии… Что ж, пусть это будет на их грязной совести. Но мы, книголюбы, клянемся так этого не оставить. Мы уже подготовили письмо в авторитетную международную организацию «Лотерея-Справедливость», на счету которой уже немало добрых дел на территории нашей республики. Пользуясь случаем, я бы хотела зачитать это письмо. Многоуважаемая Лотерея-Справедливость!..
Алекс и Владимир Юльевич отошли и встали поодаль. Деревья были в больших молчаливых воронах. Алекс стал ковырять ботинком глину.
Потом было слышно, как Ольга Тимофеевна читает какой-то отрывок из Тютчева. Зонтики запрыгали: присутствующие аплодировали.
— Идемте, — сказал Алекс.
В яму посыпалась земля. И не только земля…
Старички и старушки вытаскивали из своих хозяйственных сумок какие-то книги и кидали.
«Бух-бух», падали книги.
Ольга Тимофеевна метала Н.Островского, М.Горького и письма Тютчева.
— Ну зачем же… Не надо книги! — говорил Владимир Юльевич.
— Мы всех наших активистов так хороним, — отвечала Ольга Тимофеевна, целясь Островским. — А Марат нам теперь как активист.
Кричали вороны.
Маша смотрела пустыми глазами и шепотом повторяла: «Ну зачем тебе в эту Москву, Мара, зачем тебе в эту Москву…»
Дождь перестал; замолкли вороны на цветущих деревьях.
Люди возвращались.
Старики шли с горящими хозмаговскими свечами.
— Понимаете, Алекс, — шептал Владимир Юльевич. — Любовь снизойдет на мир; слишком много горя пережили люди…
— Боже, грешной душе пошли прощенье, — тихо говорили старики. — Сжалься над той, которой нет возврата… Даруй ей от ада избавление… Будет костер за все грехи расплатой…
Горячий воск каплями падал на кладбищенскую глину. Падали мокрые лепестки цветущих вишен. Люди шли.
— Я не знаю, Владимир Юльевич, — говорил Алекс, глядя на зонты и свечи. — Уже столько раз человечество пытались осчастливить… Все заканчивалось очередным концлагерем…
— Не только лагерем, Алекс! Я не оправдываю никакую диктатуру, но…
— А сами хотите ввести диктатуру любви…
— Да, Алекс, именно любви! До сих пор все диктаторы обещали только хлеба и зрелищ… Ну еще эту вашу… справедливость! Любви, любви никто не обещал; она опасна для любой диктатуры, для любой власти. Но пришел час и для любви, Алекс!
— Боже, грешной душе пошли прощенье, — шептали старики, прикрывая от ветра свечи. — Сжалься над той, которой нет возврата… Даруй ей от ада избавление… Будет костер за все грехи расплатой!
Медленно проплывали надгробья.
«1901–1964», — читал Алекс. — «1928–1948. 1923–1969. 1900–1970. 1961–1980».
Восьмизначные телефоны мертвых.
Просьба не беспокоить.
— Боже, грешной душе пошли прощенье…
Ольга Тимофеевна поддерживала Машу, что-то объясняла, деловито зажигала погасшую свечу…
— Сжалься над той, которой нет возврата… Даруй ей от ада избавление…
Кто-то, Маша или не Маша, тихо спрашивал:
— Молитву услышит Господь в небесах? Пошлет ли душе, пошлет ли спасение? О, сердцем владеют ужас и страх…
1970–1999. 1898–1973. 1911–1973. 1948–1974.
1964–1979. 1964–1979.
— Любовь должна войти в мир, Алекс…
— …пошли прощение. Сжалься над той, которой нет возврата!
— …посидим, помянем, все скромно. Все очень скромно.
1966–1982. 1907–1983.
1969–1998. 1958–1997. 1970–1998…
1980…
Через два дня
Они возвращались с обеденного перерыва. Воздух был теплым, густым от цветочной пыльцы. Даже объявления стали похожи на лепестки, летящие с деревьев. Горки розового мусора шевелились у корней.
Алекс срывал объявленья со столбов и стен, мастерил журавликов и отпускал их обратно в небо.
— Где ты их так насобачился делать? — спрашивала Соат.
— Мацуда-сенсей научил; помнишь, я тебе о нем рассказывал? Ну, со словарем еще?
— Нет, не помню.
До офиса было еще далеко. Они стали играть в города.
Это была усложненная разновидность игры: разрешалось называть только те города, в которые навсегда уехал кто-то из друзей, знакомых или родственников.
— Нью-Йорк, — говорит Алекс. — Два одноклассника.
— Ка? — переспрашивает Соат. — Казань. Соседка по лестничной площадке.
— Новосибирск. Однокурсница, вышла замуж там…
— Опять «ка»? Киев, подруга.
— Вена, — говорит Алекс. — Один мой препод университетский туда уехал.
— А… Алма-Ата. Однокурсница, сосед. Один мой бывший… бизнесмен.
Алекс внимательно посмотрел на нее.
Одноэтажные дома. Башни Дархана, как стаканы с синей водой.
— Значит, на «а», — медленно сказал Алекс. — А… Амстердам. Знакомый переводчик уехал.
— Крутые у тебя знакомые. «Эм» — Москва! Двоюродная сестра, два одноклассника, три…
— Ладно, ладно, всю дорогу сейчас перечислять будешь… А… Афула-Элит! Мамина лучшая подруга.
— Это где?
— Афула-Элит? В Израиле где-то… Будешь называть?
— Тэ… тэ…
— Ташкент! — подсказал Алекс.
— Да… очень отдаленный город, — улыбнулась Соат. — Не вспомню, кто туда уехал.
— Мы с тобой, например.
Соат сломала веточку цветущего персика. Повертела, отбросила.
— Да, Ташкент сильно изменился… Иногда мне кажется, что я родилась в другом городе.
Показался офис.
— Ладно, — сказал Алекс, — мне еще надо кое-что купить… Может, вместе сходим?
Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.
Новый роман известного прозаика и поэта Евгения Абдуллаева, пишущего под псевдонимом Сухбат Афлатуни, охватывает огромный период в истории России: от середины 19-го века до наших дней – и рассказывает историю семьи Триярских, родоначальник которой, молодой архитектор прогрессивных взглядов, Николай, был близок к революционному кружку Петрашевского и тайному обществу «волхвов», но подвергся гонениям со стороны правящего императора. Николая сослали в Киргизию, где он по-настоящему столкнулся с «народом», ради которого затевал переворот, но «народа» совсем не знал.
Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.
Философская и смешная, грустная и вместе с тем наполняющая душу трепетным предчувствием чуда, повесть-притча ташкентского писателя Сухбата Афлатуни опубликована в журнале «Октябрь» № 9 за 2006 год и поставлена на сцене театра Марка Вайля «Ильхом». В затерянное во времени и пространстве, выжженное солнцем село приходит новый учитель. Его появление нарушает размеренную жизнь людей, и как-то больнее проходят повседневные проверки на человечность. Больше всего здесь чувствуется нехватка воды. Она заменяет деньги в этом богом забытом углу и будто служит нравственным мерилом жителей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.