Лотерея "Справедливость" - [38]
Под вечер чемоданы были собраны, пирожки в дорогу остывали и почему-то пахли хозяйственным мылом, что расстраивало Машу и веселило Марата.
Маша смотрела на его веселое лицо, и ей хотелось выть.
Самолет улетал рано утром.
Ночью они не спали: Марат курил, Маша принюхивалась к пирожкам и плакала.
Докурив, Марат набросился с прощальной, про запас, яростью на Машу, порвал ей свитер. «Давай по-человечески, — просила Маша, гладя его колючее лицо. — Давай по-человечески».
Потом он снова курил, а Маша зашивала свитер, в котором хотела помахать Марату рукой в аэропорту. Запах хозяйственного мыла из пирожков почти выветрился, и она упрашивала все-таки их взять. «Возьми, — ходила она за ним, — возьми!» Марат молчал и слушал, как за окном в темноте шумят собаки.
Потом они ехали на «Запорожце» по цветущему городу.
Марат собирался зачем-то заехать до аэропорта в свой бывший магазин.
Оставил машину на стоянке, вышел:
— Посиди, я вернусь скоро.
— Я с тобой, подожди, — встрепенулась сонная Маша.
— Сиди, сказал!
«Хорошо как», — думал Марат, подходя к магазину. Тишина, никаких людей. В такое бы время работать. Интересно, изобретут когда-нибудь круглосуточные книжные магазины?
Усмехнулся. Так… Милиции, кажется, не видно. Хорошо.
Открыл дверь. Свет включать не стоит. Сейчас и так будет все видно. Так… Вот проход к двери, чтобы успел выбежать. Нащупал внизу заготовленные канистры.
— Ну что, ребята, устроим прощальный фейерверк?
Принялся кропить бензином стеллажи. Получалось неумело; дрожали руки.
— Так… Теперь классиков. Александр Сергеич… мое почтение. Фёдор Михалыч… Еще бензинчика! И тебе, Вильям, хватит… Не нервничай. Так. Современники! Есть. Философы, философы! Гегель… Какие мы многотомные, а! Бензина не напасешься… — Закашлялся. — Как они на этих бензоколонках работают? Спички, где спички…
Не выдержав, Маша вылезла из машины. Потопала ногой: отсидела. Пошла к Марату.
— Извинит, ваш документ!
Милиционер, выросший прямо из воздуха, темнел перед ней и улыбался.
— Да иди ты, какие документы? Вон, в машине документы…
— Машина ваш?
— Да. Мужа. Муж вон в магазин пошел. За углом, знаешь, букинист? Книжный, книжный.
— Чем такой поздний время здес занимаетес?
— Да иди ты, говорю, мне к мужу надо!
— Документик покажите…
Магазин загорелся сразу; от неожиданности Марат отпрянул и ударился спиной о стеллаж.
Стеллаж, рассыпая горящие книги, покачнулся. И упал, загородив выход.
Задыхаясь, Марат бросился в подсобку, но там взорвалась неистраченная канистра. Кинулся к стеклам… Выломать решетки! Решетки…
— Та-ак… Посмотрим ваш документ, — говорил милиционер, с интересом изучая паспорт. — Какого, говорите, года рождения? Ай, совсем молодая.
— Да мне идти надо, к мужу, объясняю же!
— Э, а муж сам не придет? Зачем так за мужем бегать? Э… стой! Ты куда! Стой! Что там горит?..
Он бросился за ней.
— Магазин! — кричала Маша. — Марат! Мара…
— Стой, сестра! Эй, кто там горит?! Твой муж огонь делал?
Магазин горел, лопались стекла. Милиционер что-то кричал в рацию.
— Мара-а-ат! — завыла Маша, бросаясь к огню. Она видела его, повисшего на решетке…
Пламя.
Милиционер оттаскивал Машу:
— Стой! Куда, сумасшедший… Назад, умрешь!
— Маратик! Да отпусти, отпусти же, пусти! Я сейчас… воды… воды принесу. Потушить! Пусти же…
Они упали, Маша пыталась вырваться, милиционер кричал:
— Ты что… хочешь мне два трупа за дежурство делать… Дети у меня… Дети!
Рухнула крыша. Крики Марата стихли. Из окон выглядывали сонные лица.
— Пожар! — закричал кто-то.
По пустым улицам мчалась бесполезная пожарная машина.
Прощание
Хоронили в закрытом гробе, на Домрабаде, на русской карте.
Лил дождь.
Было возбуждено дело и шло следствие, Марата долго не отдавали. Неожиданно помог Акбар: уладил все двумя звонками.
Другой неожиданностью стала Ольга Тимофеевна. Позвонила Маше, плакала в трубку, казнилась и обещала откусить себе язык. Через какие-то ее связи и удалось получить разрешение на погребение на Домрабаде. Нести Марата пришлось почему-то долго. Алекс смотрел на запущенные, засыпанные листвой и птичьим пометом надгробья русской карты.
— Да… — сказал Алекс какой-то старушке, приехавшей вместе с Ольгой Тимофеевной. — Как все неухожено…
— Так ухажеры все разъехались! — кивала старушка. — А на еврейской карте, говорят, и того хуже. Дети-внуки эмигрировали, а этим — куда эмигрировать? Они уже все…
— Репатриировались, — подсказал старичок с большой хозяйственной сумкой и в ботинках, зашнурованных шпагатом.
Люди стояли над ямой.
Ольга Тимофеевна достала листочек бумаги. Старичок с хозяйственной сумкой держал над ней зонт. Маша плакала. Ольга Тимофеевна громко читала:
— Дорогой Марат! Мы, члены-активисты бывшего Общества книголюбов, пришли проводить тебя в твой последний нелегкий путь. Ты не только многие годы поддерживал нас, книголюбов, морально и материально; ты поддерживал в своем магазине очаг высокой культуры и духовности. Твой трагический уход — невосполнимая потеря для нас, активистов бывшего Общества книголюбов, которые всегда считали тебя своим единомышленником.
Зонты в руках старушек дрожали; белели носовые платки.
Владимир Юльевич наклонился к Алексу:
Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.
Новый роман известного прозаика и поэта Евгения Абдуллаева, пишущего под псевдонимом Сухбат Афлатуни, охватывает огромный период в истории России: от середины 19-го века до наших дней – и рассказывает историю семьи Триярских, родоначальник которой, молодой архитектор прогрессивных взглядов, Николай, был близок к революционному кружку Петрашевского и тайному обществу «волхвов», но подвергся гонениям со стороны правящего императора. Николая сослали в Киргизию, где он по-настоящему столкнулся с «народом», ради которого затевал переворот, но «народа» совсем не знал.
Философская и смешная, грустная и вместе с тем наполняющая душу трепетным предчувствием чуда, повесть-притча ташкентского писателя Сухбата Афлатуни опубликована в журнале «Октябрь» № 9 за 2006 год и поставлена на сцене театра Марка Вайля «Ильхом». В затерянное во времени и пространстве, выжженное солнцем село приходит новый учитель. Его появление нарушает размеренную жизнь людей, и как-то больнее проходят повседневные проверки на человечность. Больше всего здесь чувствуется нехватка воды. Она заменяет деньги в этом богом забытом углу и будто служит нравственным мерилом жителей.
Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.