Лопе Де Агирре, князь свободы - [79]

Лопе де Агирре смотрел на него пристально, не мигая, и старался понять, была ли правда в том, что сказал Педрариас. Может, он все-таки поверил в искренность его слов, а может, вспомнил, что Педрариас был его писцом и не окончил еще письма к королю Филиппу, которое он ему диктовал, или, может, повлияли какие-то другие причины, никому не известные, но только, помолчав немного, жестокий тиран сказал, ко всеобщему изумлению:

— Как-то в одной книге по истории мне довелось прочесть о поступке великолепного и справедливого римского императора, к которому привели двух преступников, обвиняемых в одинаковом преступлении. Поглядев им внимательно в глаза, император увидел, что первый вполне доволен тем, что сделал, в то время как второй отдал бы душу, лишь бы такого никогда не делать, и потому он простил второго, а первого велел бросить на арену львам. Вот и я хочу в эту трудную минуту воспользоваться своей властью и повелеваю Педрариасу де Альместо жить дальше на земле, а Диего де Аларкону исповедаться, ибо настал его последний час.

Услыхав смертный приговор, Франсиско Карьон с четырьмя палачами схватили Диего де Аларкона; но перед тем как убить, его провели по улицам селения, и глашатай выкрикивал: «Этот приговор вынес Лопе де Агирре, твердый вождь мараньонского народа. Этого человека за служение королю Кастилии приказано четвертовать. Умел натворить, умей заплатить».

А тебя не казнили, вечный счастливчик Педрариас де Альместо. Только шесть раз кольнули кинжалом в рану, но ты излечился так скоро, что к концу четвертого дня уже сидел с пером в руке, переписывал своим красивым почерком письмо, которое Лопе де Агирре, скиталец, составил к королю Филиппу, сыну непобедимого Карла. Письмо, которое (как сказано в «Истории Венесуэлы») «является ярчайшим свидетельством неотесанности его грубой натуры и полно оскорблений, продиктованных наглостью и бесстыдством, присущим этому грубому животному».

«Я твердо разумею, превосходительнейший Король и Сеньор, что для меня и моих мараньонцев ты таковым не был, но был жесток и неблагодарен к своим столь добрым слугам, каковых нашел в нас… Не будучи в силах сносить далее жестокость твоих судей, вице-королей и управителей, я со своими товарищами, чьи имена назову ниже, вышел из подчинения тебе, отказался от своей страны, коей является Испания, дабы с сих земель пойти против тебя жесточайшей войной, какую мы только в силах повести и вынести… Поверь, Король и Сеньор, к этому вынудили нас твои правители, чинившие нам досаду и неправедные кары, коих мы более сносить не могли, ибо для ради детей своих и слуг они отнимали и присваивали нашу славу, наши жизни, нашу честь… Я получил две раны в правую ногу и охромел в битве при Чукинге под началом маршала Алонсо де Альварадо, пошедшего по твоему зову и призыву на Франсиско Эрнандеса Хирона, который восстал против тебя, как восстал я и мои товарищи, и мы не смиримся до самой смерти, ибо на сих землях собственными глазами увидали, сколь ты жесток, сколь неверен и обманен в словах, здесь обещаниям твоим верят менее, нежели книгам Мартина Лютера… Смотри, смотри, Испанский Король, не будь столь жесток и неблагодарен к своим вассалам, тем, что отец твой и ты беззаботны в испанских королевствах, обязаны вы вассалам, кои кровью своей и трудами добыли вам столько владений в здешних землях… Смотри, Король и Сеньор, одним своим королевским титулом с сих земель, где сам ты не ратоборствовал, ты ничего не взыщешь, ежели не станешь вознаграждать первым делом тех, кто трудился тут в поте лица… Известно мне, что немногие короли отправляются в ад, ибо вас числом мало, а были бы вы многи числом, никто из вас не попал бы на небо, я полагаю вас хуже сатаны, столь обуреваемы вы жаждою власти, ненасытством и голодом, кои утоляете кровью человеческой… И потому, Король и Сеньор, торжественно Божьим именем клянемся тебе я и мои двести стрелков-мараньонцев, благородных конкистадоров, не оставить вживе ни одного твоего управителя… Я и мои товарищи за правду нашу решили умереть, и тому, как и другим былым делам, ты, редкостный Король, причиною, ибо не соболезнуешь трудам вассалов своих, не желаешь видеть, сколь многим обязан им… Клянусь тебе, Король и Сеньор, христианской верою, что, ежели ты не пресечешь зла на сей земле, небо покарает тебя, говорю тебе, дабы ведал ты правду, хотя я и мои товарищи не ждем и не хотим от тебя милосердия… И потому, прославленный Король, мы не просим у тебя милостей ни в Кордове, ни в Вальядолиде и нигде в Испании, твоем наследном владении, но сострадай сердцем бедным и усталым и напитай их плодами и прибытком сей земли, и смотри, Король и Сеньор, Бог для всех один, как одна для всех справедливость и награда, рай и ад… Божьей милостью мы сами с оружием в руках добудем то, что нам задолжали, ибо нам отказали в том, что по праву наше…

Сын верных твоих вассалов из баскских земель и мятежный до самой смерти из-за твоей неблагодарности Лопе де Агирре, скиталец».

Вождь мараньонцев выполнил данное слово, возвратил алькальду Борбураты жену и дочь, женщины, возликовав душою, пустились в путь в сопровождении главного альгвасила Хулиана де Мендосы, но перед тем со слезами и поцелуями простились с дочкой Эльвирой. Что касается письма к королю Филиппу, то Лопе де Агирре решил послать его с отцом Педро де Контрерасом, которого вел за собой пленником с острова Маргариты, потому что давно задумал поручить ему это дело.